Прорыв. Боевое задание

Аношкин Михаил Петрович

Вот тогда комиссар, узнав, что в городе есть комендантская часть, поехал ее разыскивать. Его привели к Анжерову. Капитан встречал комиссара и раньше. Раза два комбатов вызывали в штаб дивизии и там, после всех семинаров и инструктажей, читали лекции о международном положении. Оба раза лекции читал батальонный комиссар, капитан даже запомнил его фамилию, имя и отчество, благо они легко запоминались, — Волжанин Андрей Андреевич.

В комиссаре было что-то располагающее к нему: видимо, простота, с которой он разговаривал с людьми; спокойная уверенность и ненавязчивость, хотя по всему чувствовалось,

что комиссар человек волевой и в трудную минуту рука у него не дрогнет. Анжеров вообще тяжело сходился с людьми, он сам был сильным и волевым, к нему самому, как к магниту, льнули люди. Но комиссар сразу Анжерову понравился. Через минуту после знакомства они разговаривали так, словно знали друг друга не первый год.

Анжеров со штабом занимал самую просторную комнату в особняке — не захотел размещать штабистов по разным комнатам. Здесь все вместе, здесь ему виднее, как кто работает. Поэтому комната всегда была полна народу, в ней не умолкал гам, до потолка клубился сизый табачный дым. Капитан не курил, поначалу хотел было запретить курить в комнате, но подумал, что, несмотря на его запрет, люди втихомолку, в его отсутствие, курить будут, и махнул рукой. Терпеть не мог, чтоб кто-то даже пустяковое дело делал от него украдкой. Сам Анжеров занял боковую комнату с двумя окнами, дверь в которую вела прямо из этой большой. В комнате капитан и спал. А штабные на ночь разбредались по особняку.

Капитан провел Волжанина в свою комнату. Комиссар положил фуражку на стол, вытер платком лоб и шею, заметив:

— Жарковато.

Анжеров молча открыл окно, и из сада потянуло свежестью.

А Волжанин нахмурился, давая этим понять, что приехал вовсе не для того, чтобы рассиживаться вот за этим колченогим столом, а привели его сюда дела поважнее. Он вкратце рассказал о беженцах. Капитан собрал командиров рот и приказал опросить бойцов — нет ли среди них паровозных машинистов.

Самусь почему-то решил, что Игонин до армии ездил на паровозе. Вызвал его и спросил:

— Вы кем работали в гражданке?

— Всем помаленьку.

— Конкретнее.

— И чтец, и швец, и на дудке игрец. Все могу, товарищ лейтенант. Вы машиниста ищете?

— Уже знаете?

— Так точно! Жалко, товарищ лейтенант. Был бы я машинистом, сейчас бы ту-ту!

— Идите! — поморщился Самусь: нет серьезности в человеке.

Машинист нашелся. Кочегара подобрать было легче. Петро пожаловался Андрееву:

— Ведь какой Самусь! Мог бы сказать, что требуются, и кочегары. Я на Херсонщине в совхозе целое лето кочегарил на локомобиле.

Вторую роту Анжеров направил на станцию, чтобы организованно провести посадку. Рота опоздала. Беженцы не дремали. Они сразу поняли, что комиссар — это такой человек, который, взявшись за дело, обязательно доведет его до конца. И когда на станции возле «овечки» появились два бойца и хозяйски осмотрели ее, беженцы радостно вздохнули. Раз появились машинист с кочегаром, значит, полный порядок. И не стали ожидать, когда их пригласят в вагоны, начали посадку сами, хотя вагоны еще стояли врозь. Сперва заняли три пассажирских, оставшихся еще от панской Польши. Они были очень неудобны — разделены на тесные конурки, но об удобствах никто и не мечтал. Потом обжили пять

товарных вагонов, которые маленьким составчиком жались в тупике, поблизости от пассажирских. К тому времени, когда паровоз ожил, радостно поплевывая в небо черными кольцами дыма, и принялся маневрировать, сколачивая состав, вагоны были набиты битком, не осталось ни клочка свободной площади — яблоку негде было упасть. Люди полезли на крышу. В воздухе висел сплошной гомон и детский плач.

Роте делать было нечего. Командир роты оставил на станции взвод Самуся, а остальных бойцов увел в штаб.

Уже к вечеру, перед самой отправкой, к Самусю подбежала молодая чернобровая женщина и с ходу закричала:

— Это шо таке творится? Шо? Який-то куркуль занял увесь вагон, а ты с детыной иди пешком. Е здесь радзянска власть, чи нема ее?

— Погоди, гражданка, не тараторь, — зажмурился Самусь. — Толком расскажи, по порядку. Умеешь по порядку?

— Та я ж толком и балакаю! Який-то куркуль увесь вагон занял и никого не пускае.

Самусь, Андреев и еще несколько бойцов направились к хвостовому вагону. Люди на вагонах висели, как гроздья. А на последнем никого не было. Возле него расхаживал капитан в фуражке с черным околышем — сапер, кажется, — и держал руку на кобуре.

— Бачьте, бачьте! — сказала женщина, указывая на капитана, и Самусь только теперь заметил, что недалеко от вагона с узлами и чемоданами расположилось десятка полтора женщин с детьми, те, кому не хватило места.

Самусь поприветствовал капитана, но тот даже не взглянул на него.

— Товарищ капитан, — обратился к нему Самусь, будто не заметив враждебности, — вы не можете объяснить, почему в этом вагоне нет пассажиров?

Капитан резко остановился, даже каблук правого сапога врезался в песок, и уставился злыми зелеными глазами на лейтенанта:

— А вы кто такой?

— Командир комендантского взвода.

— Вот и исполняйте свои обязанности.

У Самуся побагровела шея и нижние веки надвинулись на глаза, оставив зрачкам небольшую щелку. Лейтенант только усилием сдерживал себя.

— Если вы не ответите на мой вопрос, — сквозь зубы, чуть ли не шепотом проговорил Самусь, — я прикажу бойцам осмотреть вагон без вашего разрешения.

Капитан криво усмехнулся и возразил:

— Попробуй.

Женщина тронула Самуся за рукав:

— Хай ему грець. Пийдимо.

Но Самусь уже взвинтился, и теперь его трудно было остановить. Андреев, видя, что события принимают крутой оборот, снял винтовку с плеча и взял ее на изготовку. То же сделали и другие бойцы. Однако эти приготовления никакого впечатления на капитана не произвели. Он по-прежнему разгуливал возле вагона взад-вперед, поглядывая на часы.

Как ни странно, но Григорию нравилась выдержка саперного капитана. Надо ж обладать таким хладнокровием. Ведь если Самусь прикажет отогнать его от вагона, а Григорий уже не сомневался, что лейтенант не выдержит, то ведь худо саперу придется, ой как худо. И он прямо-таки обрадовался, увидев спешащего к ним батальонного комиссара в сопровождении все той же пробивной бабенки.

Комиссар подошел к вагону упругой властной походкой и спросил лейтенанта:

— В чем дело?

Самусь козырнул: