Прорыв
Шрифт:
Полежали пару минут, прислушиваясь — нас никто не заметил, голоса из-за среза крыши продолжали звучать спокойно. Ну пусть так и дальше звучат. Лёха, за шухером следящий, тоже ни гугу.
Я показал жестом: «пошли», мол. По рубероиду не поползаешь на брюхе, шуршать будет, поэтому пошли, сильно согнувшись, вытянув перед собой пистолеты. Чем ближе к краю крыши, тем медленней, и наконец показалась голова одного из караульных. Он стоял лицом в нашу сторону, смотрел на собеседника и кивал. Это был самый опасный момент всего плана: подними он глаза — и мы обнаружены. Здесь уже на скорость всё. Мы разом
— Сергеич, наряд умер, — сказал я в гарнитурный микрофон. — Держи дверь.
— Вижу, прикрываю.
Ещё через минуту мы повисли на руках и вполне бесшумно спрыгнули внутрь периметра. Замерли, осмотрелись. Тихо.
Вторые, решётчатые ворота «шлюза» были открыты нараспашку, караульные их запирать не стали. Оттащив оба тела под самую стену караулки, в тень, мы взяли с них автоматы — деревянные «семьдесят четвёртые» с подсумками — и протолкнули под ворота. Подберём попозже — «результат» как-никак.
Я огляделся вокруг — никого, никакой суеты, расстрел караульных никто не заметил.
— Лёха, что на вышках?
— Никакого шевеления, — послышалось в наушнике.
— Кэмел, пошли.
Всё так же, не распрямляясь, на полусогнутых, удерживая пистолеты двумя руками, мы потекли в сторону двери, ведущей в караулку изнутри зоны. Присели, прислушались. Тишина. Ни звука. За чёрными стёклами — ни одного огонька. Никого.
Я направил длинный глушитель ПБ на дверь, Васька подёргал ручку. Дверь легко распахнулась, без единого скрипа. Ну и славно, меньше шуму. Я пошёл первым. Как и ожидалось, ни в одном помещении никого не оказалось. Пустота, темнота, затхлый воздух. Выбрались наружу, за периметр, облегчённо вздохнули. Тут даже если шухер поднимется, по-любому отобьёмся. Усевшись на землю, быстро обулись, натянули рюкзаки, подхватили автоматы и снова пошли в зону, но уже через открытые двери КПП.
Прокрались внутрь под прикрытием грузовика, обошли флигель, подхватили трупы наряда за шиворот, затащив их внутрь, чтобы случайно никто не увидел. Ножами с их одежды нарезали тряпок, навертели жгутов.
— Лёха, Сергеич, мы идём к машинам, — сказал в микрофон. — Пасите подходы.
— Понял, — слышно в наушнике.
Тихо-тихо, на четвереньках, проползли между машин. Грузовики стоят ближе к забору, джипари и всё, что поменьше — дальше. Очень хорошо, между ними растяжки и поставим. В тенёчке, на поворотах.
Достал тяжёлую рубчатую «феньку» из разгрузки, вывинтил из неё запал, вместо него вкрутил другой, переделанный, секундного срабатывания. Для растяжки так лучше, никто не среагирует. Секунда — это как раз леску сорвать и чуть дальше проскочить, а остальным лишь звук сорванной растяжки послушать. Закрепил её под бампером старого «Круизера», прочно, лентой, леску от неё потянул дальше, через одну машину, к старому же «Патрулю». Вернулся, отжал усики и даже, не дыша, чуток подвытащил предохранительную чеку. Есть первая.
Васька поставил такую же правее, а затем мы двинулись обратно к забору параллельными курсами, чтобы на свои же растяжки не напороться. Такого счастья нам не
У стены караулки, вплотную к ней, стоит скамейка. Под ней густая тень и какой-то мусор валяется, убирать-то в честь свободы перестали. Вытащил из рюкзака пятидесятую «монку», разложил ножки, установил под скамейкой. И чуть не ошибся. Поставил мину выпуклой стороной от себя, к стенке, а именно сейчас надо наоборот. Руки сами, на инстинкте, вперёд мозгов сработали. Развернул, установил заново. Прикинул, что попадает в зону поражения. Нормально так попадает, всем достанется.
Донёсся запах бензина. Васька открывал баки машин и запихивал туда заготовленные жгуты. Затем надо будет подвести огнепроводной шнур с малой шашкой, и можно поджигать. А там, где сомневаемся, что загорится, прямо под движки «буровые» шашки, с обрывками шнура на «кадэшках» [18] заложили. Шнур зажечь не так уж просто, но, возможно, схватится в пожаре пироксилиновая их начинка. Для этого шнуры вскрыты с торца, изрезаны. Или сами «кадэшники» сработают от огня, что куда вероятней: у них с чувствительностью всё в порядке. Моторы поломает, а растяжки не сорвёт — мощи реальной нет.
18
Капсюль-детонатор.
Достал катушку с тонким двухжильным телефонным проводом, электродетонатор ЭДПр и подрывную машинку. Тихо вытащил заглушку из корпуса мины, вставил и ввинтил электродетонатор в запальное гнездо. Подсоединил провода, аккуратно-аккуратно, хоть это пока и не опасно. Затем погнал разматывать провод, выбираясь задом наперёд на четвереньках через КПП наружу. Так нормально будет. Смогу подглядывать под воротами, а от взрыва меня самого стенка прикроет, к которой «монка» задом повернута. Так, это ещё не всё.
— Ставим «лягуху», — шепнул я Ваське.
— Сделаем.
Он вытащил из рюкзака увесистый цилиндр семьдесят второй ОЗМ, подкопал для неё гнездышко прямо за КПП, до половины корпуса. Вставил капсюль-детонатор, ввернул взрыватель, а от него натянул растяжку к бетонному столбу ограды, но не напрямую, как по наставлению, а вдоль колышков, загибая кривой буквой «П», чтобы дать большему количеству народа вбежать в область поражения. «Озээмка» штука такая, ей, сколько целей ни дай, всё мало. Жуть, а не мина.
Потом Васька на ту же сторону загнул второе крыло штатной растяжки, запасным контуром. Хитро получилось, не одну, так вторую сорвут, с гарантией. Затем послышался его шёпот:
— За сколько металлоэлемент разрежет?
— Пять минут примерно, — также прошептал я в ответ.
— Гут.
Откуда, кстати, ко всей нашей роте в своё время это самое «гут» привязалось? Все так говорили и всегда, сколько помню. Сколько лет уже не употреблял, а как до войны дошло, откуда что вспомнилось?