Прощальный поцелуй (Амалия Крюденер – Федор Тютчев)
Шрифт:
Однако… однако все вышло не совсем так, как того хотели Амалия, Тютчев и Бенкендорф (Нессельроде был, кстати, против этой игры). У Николая Павловича — у России — не сыскалось достаточно денег на осуществление тютчевского проекта. Конечно, Федор Иванович был восстановлен на должности чиновника Коллегии иностранных дел, однако воплощать в жизнь свой проект ему пришлось, рассчитывая только на себя. Поддержка Бенкендорфа без материальной помощи оставалась не более чем духовным благословением. То есть никаких обязательств на Тютчева не накладывала. И он вел эту работу так, как считал нужным, ни перед кем не отчитываясь.
А между тем было нечто, о чем не знали ни Бенкендорф, ни даже Амалия. Уволенный Нессельроде от должности, Тютчев сблизился
Чешские панслависты (Ганка, Палацкий, Шафарик и др.) совершенно вдохновили поэта идеей Всеславянской империи во главе с Россией. Увлеченный тем новым, что открылось ему, он принялся весьма смело и вдохновенно формировать общественное западное мнение не в пользу России, существующей реально (худо-бедно принимаемой в Европе), а в пользу России иной, воображаемой, властвующей всем миром… миром по преимуществу славянским…
Статьи Тютчева (он блистательно владел французским языком, лучше иных французов) 1840-х годов, анонимно опубликованные на Западе как секретные материалы, добытые из кабинета русского императора, произвели во Франции, Англии и части Германии впечатление поистине устрашающее. Эти государства стали готовиться к войне. Несколько заигравшийся Теодор был разоблачен журналистами Пьером Лоранси и Жюлем Мишле как «агент императора». Таким образом, под удар попали русский государь и канцлер…
Бенкендорф от потрясения серьезно заболел. Правда, оставался открытым вопрос, чем вызвано потрясение: провалом их с Амалией совместного проекта или изменой Амалии…
Да, она изменила. И с кем?! Все время их связи Бенкендорф бесился от ревности к министру двора Владимиру Федоровичу Адлербергу. Он был много старше прелестной Амели, но страшно добивался ее, страдал… Когда Бенкендорф начинал допытываться у возлюбленной, интересует ли ее Адлерберг, она отводила глаза и отвечала странным голосом:
— Фамилия Адлерберг меня очень интересует. Но Владимир Федорович тут совершенно ни при чем.
Бенкендорф знал, что его подруга любит шутить загадочно, однако выяснилось, что шутками здесь и не пахло. У Владимира Федоровича был сын… Его звали Николаем, он был на одиннадцать лет младше Амалии. Нике — его предпочитали называть именно так — был флигель-адъютантом императора. И вот девятнадцатилетний баловень судьбы и тридцатилетняя красавица-интриганка…
Боже мой, все считали Амалию рассудительной, даже рассудочной, умной и благоразумной, холодной и даже, очень может быть, бессердечной, а она настолько потеряла голову из-за этого мальчишки, что даже не постаралась как-то позаботиться о безопасности их связи! Никто же не знал, что рядом с Нике Амалия вновь становилась юной девушкой из того золотого времени, о котором никак не могла забыть. Бог ее знает, может быть, она даже пыталась разглядеть в чертах Нике черты незабываемого Теодора…
Ну что ж, эта тайна осталась в глубине ее сердца. Во всяком случае, Нике был убежден, что его любят ради него самого. Возможно, кстати, так оно и было, кто их разберет, этих светских женщин!
Но вернемся к итогам той интриги, замышленной Тютчевым и Амалией.
Амалия родила сына и, хотя муж ее не позаботился признать ребенка (она демонстративно называла сына так же, как отца — Нике), жила в Стокгольме, твердо веря, что сердце ее юного любовника будет принадлежать ей безраздельно и рано или поздно они будут вместе.
Что и говорить, эта поразительная женщина хорошо знала свою власть над мужчинами!
Нике Адлерберг весьма отличился в боевых действиях на Кавказе в 1841 — 1842 годах, а затем и в венгерской кампании 1849 года. Он получил чин штабс-капитана и золотое оружие, а потом и чин полковника. В 1852 году он был уволен от военной службы — в связи с болезнью — и переведен в гражданскую, с причислением к Министерству внутренних дел и с пожалованием в звание камергера двора его императорского величества.
Что-то все болели, болели… Как правило, это была лишь официальная причина какого-нибудь действия. Однако некоторые даже и умирали. Бенкендорф, например, скончался, возвращаясь после заграничного лечения, на пароходе, подходившем к Ревелю.
Николай Павлович, узнав о смерти того, кого он называл «другом не императора, но империи», произнес свою историческую фразу: «Он ни с кем меня не поссорил, а примирил со многими».
Амалия… Амалия при этом известии только опустила свои прекрасные темно-голубые глаза, но не удостоила кончину бывшего любовника и вздохом. Бенкендорф был ее прошлым, причем прошлым, связанным с немалым конфузом. О таком она предпочитала не думать. Она вообще жила только своим младшим сыном и связанными с ним надеждами.
И они сбылись! В 1851 году Александр Сергеевич Крюденер умер. Спустя год баронесса Крюденер стала графиней Адлерберг, и Николай Владимирович немедленно усыновил маленького Нике. В свои сорок с лишним лет [4] Амалия обрела наконец-то счастье, о котором мечтала с юности, с тех самых пор, как ее разлучили с первой любовью.
До конца жизни Николай Владимирович хранил нерушимую верность жене и относился к ней с обожанием и преклонением. Да и она вполне оставила прежние метания… Право, Тютчев был единственным из ее прошлого, воспоминаниям о ком она предавалась с нежностью!
4
Кстати, год рождения Амалии точно не установлен, или 1808-й, или 1810-й, или 1811-й.
Кстати, Тютчев недолго страдал в опале. После отставки Нессельроде он вернулся к своему любимому занятию — разработке идеологических диверсий: создал проект борьбы с печатью Герцена и за это получил должность председателя комитета иностранной цензуры.
Итак, его общественный статус упорядочился, ну а в личной жизни… в ней по-прежнему царила немалая неразбериха. Едва женившись на Эрнестине, Тютчев начал ей изменять направо и налево. В частности, у него была связь с некой Гортензией Лапп, у которой от него родилось двое сыновей. Тютчев выплачивал им небольшой пенсион. Эрнестина удочерила его трех дочерей от Элеоноры, потом родила сыновей Дмитрия и Ивана. А связь с Еленой Денисьевой, которая началась совсем вскоре после женитьбы на Эрнестине? Елена была еще воспитанницей Смольного института, когда вспыхнула меж нею и поэтом эта безрассудная любовь. Итак, не одна Амалия пыталась поймать призрак былого, когда соблазнила Нике Адлерберга, — Теодор тоже искал призрак тех же «юных плеч»… При этом он понимал, что недостоин такой самоотверженной любви, какой пылала к нему эта институтка, чуть ли не девочкой родившая ему ребенка: «Пускай она мое созданье — но как я беден перед ней…»