Прощальный подарок
Шрифт:
Иль уроненный кем-то платок.
Чепуха! Искать счастья не надо –
Оно с нами везде и всегда,
Оно в радужных красках заката,
Оно в мерно идущих годах.
Счастье в сердце трепещется птицей,
Оно вдаль открывает пути.
Счастье вечно чему-то учиться,
Счастье жить и творить и любить!
Там, за окном распахнутым
Чья-то жизнь чужая звенит,
А помнишь, когда-то мечтала ты
Смело жизни навстречу идти.
Но
То, чем сердце так было полно,
И звенит теперь грустным укором
Шум жизни чужой за окном.
Нине Значко
Ты вновь у лестничных ступеней
Костыль из рук моих взяла.
О, если б крикнуть: «Стой, мгновенье!»
В нём столько жизни и тепла.
И будто светлое виденье
В тоской задушенных годах —
У тяжких каменных ступеней
Ты с костылём моим в руках.
Не хочу я, чтоб солнце светило,
Чтобы жарким и душным был день,
Я хочу, чтобы небо грустило,
Чтоб на всём была сумрака тень.
И чтоб капли дождя торопливо
Шелестели по крыше моей,
Чтоб ты рядом сидел молчаливый
И пыхтел папироской своей.
Если тоской неумолчною
Всё затуманится вдруг,
Мой совет тебе: в пору полночную
Не клади близко бритву, мой друг.
В жизни всё так случается просто,
Как случится, и сам не поймёшь,
Этой самою бритвою острой
По открытой руке полоснёшь.
И следить будешь ты молчаливо
За тягучею вязкой струёй
И руку потом торопливо
Окунёшь в чашку с тёплой водой.
Друг, запутан коль скукою липкой,
Не клади близко бритву иль нож!
В жизни можно исправить ошибки,
Только жизнь вот назад не вернёшь.
Только вспомню про неё,
Так и затоскую,
И не знаю, где найти
Девушку такую.
Только помню, как меня
Под огнём спасала,
«Потерпи же, дорогой», –
Тихо мне шептала.
Помню крест на рукаве
И глаза большие…
Эх, глаза же хороши,
Синие такие!
Долго буду вспоминать
Нежную, простую
Помогите отыскать
Девушку такую!
Посоветуй, мама, кем мне лучше стать,
Чтоб на фронте вместе с папой воевать?
Я танкистом буду, танк в бой поведу,
Я проеду всюду, всех врагов смету.
Или, как Будённый, ездить на коне.
С шашкой и усами лучше будет мне?
Или
И тебя с собою, мама, захвачу.
Ты не думай, мама, что я побоюсь,
Я уже и в тёмной комнате ложусь.
Только ты должна мне буквы показать,
Чтобы мог я мамочке письма написать.
Однажды лев, томясь от скуки,
Собрал к себе других зверей.
По-дружески пожал им руки
(Фу, то есть лапы – руки у людей)
И предложил им лев-хозяин
Стихи хорошие писать
И обещал (в серьёз? Не знаю…)
Стихи он эти издавать.
Взял слово волк с большим портфелем,
Им перспективы начертал
(он романтическим был зверем).
И вот такое он сказал:
«О жизни нашей, о звериной,
Должны красиво мы писать
И яркой лентой серпантина
Лягушек даже украшать».
Кот говорил о том, что надо
Архив покойных изучить,
О том, что лучшая награда
Поэту – очень скромным быть.
И мудрый филин тихо вставил
Свои серьёзные слова.
Стихи, где смерть поэт прославил,
Упадничеством он назвал.
И ласковая белочка
Просила слово дать:
«Про маленьких, про деточек
Я буду вам писать».
За нею следом поднял лапу
Большой задумчивый медведь:
«Я только в мировых масштабах
И о большом могу реветь».
А скромный зайчик обещался
Им про природу написать,
И почему-то извинялся,
Что он поэтом хочет стать.
С улыбкой умною и тонкой
На них глядел эстет-олень.
Сказал, что он поёт так звонко,
Что не поймёт лесная сень.
Про всё, про это написала
Одна сердитая сова.
И ничего не переврала.
По-моему, она права.
Ну что нам происки врагов,
Когда перед сомкнутым строем
Идёт, всегда на бой готов,
Мусса Хаким, поэт героев.
Отваги полон дерзкий взгляд,
Нигде преграды смелым нет!
Он захватил, как на парад,
Ермолку, трость и пистолет.
Тот пистолет немного мал
И никогда он не стрелял,
Но нам, друзья, признать пора:
Враги ведь наши – мошкара!
Кто-то в чувяках мягких
Тихо в мой дом зашёл.
Кто это ходит украдкой
В доме моём пустом?
А потом он чувяки на валенки