Прощание с богами

Рытхэу Юрий Сергеевич

На вторую ночь после похорон братья явились во сне Гаймелькоту, здоровые и жизнерадостные, одетые в похоронные одежды из белого пушистого меха. Гаймелькот долго с ними разговаривал, расспрашивал о потусторонней жизни, где, судя по внешнему виду братьев, людям было куда лучше, чем на берегах Омваама.

Мать Гаймелькота заплакала, когда сын рассказал свой сон. Отец нахмурился и сказал:

— Значит, и тебе суждено в скором времени уйти к ним.

Отцовские слова глубоко запали в душу юноши. Он стал боязливым, и ему стоило большого труда не бежать с ночного дежурства в стаде в спасительную ярангу, под защиту ветхих, полуистлевших шкур. Братья

не оставляли его в покое. Они часто навещали его во сне и уже перестали скрывать свои намерения. Часто, просыпаясь в липком поту ужасов, Гаймелькот ясно слышал в ушах их настойчивые голоса, призывающие старшего брата взойти к ним, в страну сытой и полусонной жизни.

Прошло несколько лет. Однажды в яранге, заночевал шаман Лелю, возвращавшийся с побережной фактории американского торговца. Всемогущий посредник кэле угостил Гаймелькота кусочком сахару, выпачканным в табаке. Подросток сосал сахар и пристально разглядывал Лелю. Шаман уже был немолод, но еще крепок. Руки его были сильные и узловатые, как корни низкорослых деревьев в далекой лесотундре. Глаза смотрели остро и далеко проникали в глубь собеседника. Внешне Лелю был обыкновенный человек, но знание того, что он общается с миром, недоступным простому смертному, ставило его особняком, и люди, говоря с ним, всегда помнили об этом.

Отец рассказал шаману о сновидениях Гаймелькота, о призывах его братьев, и поделился своими сомнениями по поводу того, что вполне ясное предзнаменование вот уже несколько лет не сбывается.

Лелю пристально поглядел на притихшего Гаймелькота и сказал:

— Пойдем, сыпок, поговорим на вольном воздухе.

За дальними горами садилось солнце. Тишина висела в воздухе, и вкрадчивый голос Лелю окутывал юношу, поглощая его целиком, как сгущающийся вечерний полумрак.

— Жизнь человеческая, — говорил Лелю, — подобна ледяной горе, плывущей по морю. Обыкновенный человек видит только то, что возвышается над водой, а все остальное, быть может самое главное, скрыто от глаз постороннего. Только немногим дано заглядывать в эту глубину. Надо много знать, много видеть, много слышать… Придется отказаться от простых радостей ради главного — постижения тайны человеческого духа и ради власти над ним. Таким даром обладают лишь те, кто получили вдохновение свыше… Я вижу, что ты отмечен таким даром. Остальному я берусь тебя научить.

Грустно было расставание Гаймелькота с родителями.

Уходил сын, их единственная опора и надежда в старости. Но веления судьбы не подвластны простым людям.

Лелю жил в большом стойбище. Его обширная яранга стояла впереди жилищ других пастухов, охранявших его большое стадо. У него было три жены, одна из них — совсем еще девочка, взятая из бедной приморской семьи.

Первый год Гаймелькот присматривался к деятельности Лелю и исполнял обязанности работника на дому. Лишь на второй год, когда пришло известие о смерти родителей, Лелю подозвал Гаймелькота и всю ночь беседовал с ним. Он сказал многое, и некоторые слова он повторил не один раз:

— Люди уходят за облака по внутреннему призыву. Только они этого не знают и не понимают. А тамошняя жизнь не хуже здешней, может быть даже лучше. Человек избавлен от многих земных забот. Не горюй о родных. Будь сильный духом. Настало твое время — пробуй себя в лишениях, закаляй свое тело. Нет выше власти, чем власть над человеческим духом. Кэле зовут тебя и ты сам скоро услышишь их зов.

Гаймелькот вернулся в родную ярангу, похоронил рядом с младшими братьями останки родителей

и стал посвящать себя в шаманы. Он по нескольку дней бродил по окрестной тундре, как волк, ничего не ел, кроме водянистых ягод. Когда голод был особенно нестерпим, он пытался ловить руками рыб.

Первое посвящение закончилось неудачей — измученный голодом и обессиленный, Гаймелькот заколол важенку из оставшихся четырех отцовских оленей и напился свежей крови прямо из раны.

Лелю с негодованием узнал об отступничестве Гаймелькота и немедленно явился к нему в ярангу.

— Ничтожество ты! — с яростью сказал он. — Слабый человек победил в тебе будущую силу и власть над простыми людьми.

За те несколько дней, которые прожил Лелю в яранге Гаймелькота, он из бревнышек сделал с десяток идолов и врыл их стоймя в укромной ложбинке, у родника. Старый шаман был неплохим резчиком — лики получились очень выразительными.

Лелю уехал, и Гаймелькот снова остался один. Одиночество угнетало его, но перебираться к людям он не хотел: все же здесь было его родное место. В пуржистые ночи среди воя ветра ему чудились голоса умерших родителей и братьев.

Однажды в морозную ночь он сидел возле неярко тлеющих углей очага и ждал, когда сварится заячья тушка. Иногда громко трещали прихваченные морозом жерди яранги, и снег, шурша, скатывался с покрышки на землю.

Мысли путались в голове, перескакивали с одного на другое, а глаза были прикованы к одной точке — угольку, покрытому синеватым пеплом, за которым теплился умирающий огонек.

Вдруг раздался страшный треск, и вслед за ним через отдушину в покрышке яранги и в раскрытые двери чоттагина ворвался яркий голубой свет. Гаймелькот вскочил на ноги и кинулся на улицу. Шаровая молния — предвестница сильных и долгих морозов — была на горизонте и, соприкоснувшись с вершиной холма, ударила в землю и рассыпалась на тысячу огней.

На следующий день Гаймелькот заметил большую трещину на льду реки — причину вчерашнего страшного треска, — от нее шел пар замерзающей воды.

Случившееся в морозный вечер одинокий охотник счел за новое предзнаменование. По поверьям выходило, что ему скоро умирать: ведь над его ярангой пролетел Йынкергын — шаровая молния.

И снова наступили дни вынужденного воздержания от пищи. Гаймелькот изнурял себя бегом по холмам и крутым сопкам, дикими криками в морозную тундровую ширь. Он подходил к деревянным идолам и подолгу простаивал около них всматриваясь в каждую черточку, оставленную острым ножом шамана на податливом дереве.

И однажды ему показалось, что один из идолов подмигнул ему прищуренным глазом. У Гаймелькота перехватило дыхание. Но идол продолжал подмигивать, и деревянное лицо скривилось в подобие улыбки.

— Ты достиг совершенства и познал сущность тайны общения с духами, — услышал Гаймелькот отчетливый голос, исходивший из воткнутого в землю кола с изображением духа, — ты стал настоящим шаманом!

Лелю первым поздравил Гаймелькота с вступлением в избранный круг посредников между духами и простыми людьми.

Нельзя сказать, чтобы Гаймелькот вообще ничего не умел делать и каждое его обращение за помощью к духам кончалось неудачей. Он хорошо знал приметы погоды, почти безошибочно угадывал предстоящую перемену ветра, успешно лечил людей и оленей от несложных заболеваний. Но все это он узнал еще от отца, да и многие, очутись на его месте, поступали бы именно так. Но одно дело — помочь самому себе и совсем другое — получать исцеление от самого посвященного.