Прощание с империей
Шрифт:
Может у меня сейчас родился новый рассказ. Тогда пусть кто-нибудь прочитает его как интересную историю любви, другой увидит в нём любопытные мысли и размышления, а кто-то и сам задумается о своих чувствах. Любовь, она у каждого своя и неповторима.
Тебе всё ещё нужен ответ, куда у меня уходит всё второстепенное, когда ты рядом? А ещё главное, почему это так происходит? Но я не сказала тебе и сотой доли того, что чувствовала. Не знаю, каким будет завтра, потому что мне сейчас ценна не сама жизнь, а та её часть, в которой мы были вместе. Пусть этот мир немного подождёт, пока мы будем гулять в парке старой усадьбы, где золотыми фонтанами взрывается сумасшедшая
Он оторвался от чтения письма и с ужасом подумал, что никогда не помнил в их отношениях таких подробностей и деталей. Теперь получалось, что без них жизнь больше не складывалась: оставалась только голая последовательность, череда случайных событий без души, дерево без листьев. Неужели так можно было упустить самое важное? Это ему, «признанному литературному знатоку тонких человеческих отношений». Наверное, разводить здесь sentiment и излишнюю чувствительность всё же не следовало. Главное, что они опять были вместе. Теперь он обязательно будет внимательнее и постарается что-то исправить в их отношениях.
Как хорошо гулять в эту февральскую пору за городом! Морозы всю зиму обходили эти места стороной. Чёрной змейкой струилась нескованная льдом лесная безымянная речка, рядом пугливо прыгали по веткам надутые розовато – красные снегири. Он улыбнулся и сказал, что по такому сезону здесь можно поискать подснежники. «Я покажу тебе их сегодня, – рассмеялась она. – Они уже расцвели возле моего дома». Вот так. Клумбы, цветочки – подснежники. Казалось, что здесь тоже была случайная мелкая деталь, чьё-то шутливое рукотворное чудо, но с него начиналась весна и их новая жизнь. Им обоим очень хотелось этого…
Спи, моя крошка…
– Будем ложиться спать, внученька, переворачивайся на животик, я тебе сейчас на спинке «паровозик» сделаю:
Рельсы, рельсы. Шпалы, шпалы.Едет поезд запоздалый.Из последнего окошка вдруг посыпались горошки.Вышли куры поклевали. Вышли гуси пощипали…– Дедушка, у тебя борода, как зима в этом году: тут белая, а там чёрная…
– Ничего, деточка. Скоро холода пройдут, и зима кончится. Опять наступит весна, снег растает, и только моя борода останется такой же «зимней». У меня и жизнь была похожа на неё, чёрно-белая, как верстовой столб…
– Ты не расстраивайся, дедушка, мы для тебя тоже что-нибудь придумаем.
– А может, не надо ничего придумывать? Это дело среди людей известное. Зима к ним долго – долго собирается, а потом приходит и остаётся навсегда. Ты знаешь, эта борода у меня немножко волшебная. С её помощью я делаю разные чудеса и рассказываю интересные сказки.
– Ты что, как старик Хоттабыч выдёргиваешь из неё волоски?
– Нет, у меня тогда давно бы остался голый подбородок. К старости люди успевают многому научиться. В общем, тут борода уже не самое главное.
– Значит, я тоже смогу стать настоящей волшебной феей?
– Конечно, обязательно.
– А долго придётся ждать?
– Вначале тебе нужно стать по-настоящему взрослой. Тогда когда-нибудь с тобой произойдёт очень важное, у тебя появится свой собственный ребёнок, мальчик или девочка.
– Это про «baby born»?
– Нет, у тебя будет настоящий живой ребёнок, и ты непременно захочешь видеть его счастливым. Если для этого понадобится чудо, ты обязательно сделаешь его. Знаешь, для чудес совсем не обязательно искать в декабре подснежники или строить
– Наверное, очень трудно сделать кого-то счастливым.
– Да, но вначале ребёнку для этого достаточно даже мамы.
– Эх, дедушка – дедушка, у меня сейчас одни сплошные неприятности, и все они случились в один день.
– Значит, тебе осталось только дождаться, когда он закончится. Кто знает, может дальше жизнь будет счастливая…
– Хорошо бы, только не очень верится, дедушка. У тебя все сказки хорошо заканчиваются, а так не бывает.
– Думаешь? Твоя жизнь только начинается, а утро вечера мудренее. Поверь, всё перемелется, и завтра огорчения покажутся совсем маленькими. Во-первых, они были вчера, а во-вторых, у тебя впереди замечательный день.
Спи, моя крошка. Так, что тут дальше написано? Господи, и здесь все нас топчут. Не жизнь, а какой-то зоопарк…
Вышел слон. Потоптал. Прошла слониха. Потоптала.Прошёл маленький слонёнок, потоптал.Пришёл дворник всё подмёл.Пришёл директор зоопарка…Ну, вот, уснула моя крошка. Посмотрим, что будет завтра…
Старые вещи
Хорошо коротать вечера в усадьбе Приютино после долгой зимней прогулки в парке. В такую пору темнеет рано. Едва гости отобедают, и уже начинается длинный вечер. Сумерки скроют за окнами современный городской ландшафт с убогими постройками и шумную, оживлённую автостраду. Мир за окнами кирпичной усадьбы сужается до его сохранившейся исторической части. Немного воображения и можно почувствовать себя в XIX веке. Скрипят под ногами ступеньки деревянной лестницы, хлопая, разговаривают двери комнат, в которых давно уже никто не живёт. Приютино, быт дворянского поместья ушедшего времени, мир заботы и любви, для соединённых небесами сердец. Как часто нам будет этого не хватать в жизни.
Старый дом дышит тяжело и вздыхает. Прожитые годы и лихолетья давят на него тяжёлым грузом, паутиной коварных трещин движутся по стенам. Теперь он, как Фирс из «Вишнёвого сада», в суете забытый уехавшими хозяевами. Старый слуга ложится и ждёт, что за ним придут. Он символ уходящего времени со всеми его недостатками и добродетелями. Жизнь прошла…
В усадьбе отапливают не все комнаты, и мы перебираемся на её тёплую половину. В нашей компании главная хранительница музея Нина Антонова, научные сотрудники и её близкие друзья, люди свободных творческих профессий, которых и спустя более двести лет тянет в усадьбу семьи Олениных погреться у чужого очага, снова поймать искру божию для своих занятий. Общение в таком кругу происходит непринуждённо, без вынужденных мучительных пауз. Оно движется мягкими волнами и, растекаясь, наполняет наши сердца.
За чаем разговор зашёл о редких экспонатах, которые находились в комнатах музея-усадьбы, воспроизводивших интерьеры поместного дворянского быта первой половины XIX века. Внимание гостей привлёк золочёный бронзовый бюст Петра I. Кто-то из присутствовавших гостей увидел в нём копию работы обрусевшего немца, известного ваятеля К. А. Тона, создателя русско-византийского стиля храмового зодчества. При этом ссылались на имеющиеся сведения из известного печатного источника. Мнения разделились, нашлись те, кто считал данные этого источника ошибочными. Точным было только то, что этот бронзовый бюст долгое время находился в Бельгии и оттуда попал в какую-то частную коллекцию.