Прощание с коммунизмом. Детская и подростковая литература в современной России (1991–2017)
Шрифт:
Социализация в СССР в большой степени происходила внутри общественных институций, поэтому школьная повесть стала важнейшим поджанром литературы взросления 92 . Прямая наследница воспитательного романа (Bildungsroman), советская школьная повесть подчеркивала важность дружбы, здорового соревнования и академической успеваемости, необходимость твердого нравственного компаса. Как показал Хеллман, типичный сюжет такого произведения строился на недостойном поведении одного или нескольких неуспевающих школьников, чьи плохие отметки угрожали репутации целого класса. Благодаря коллективному усилию отстающие исправляли плохие оценки, и одноклассники, в духе коллективизма, поддерживали друг друга в достижении поставленных целей 93 . «С тобой товарищи» (1949) Марии Прилежаевой, «Витя Малеев в школе и дома» (1951) Николая Носова, «Васек Трубачев и его товарищи» (1949–1952) Валентины Осеевой – лишь несколько типичных примеров таких школьных повестей. Очевидно, что все эти произведения критиковали лень и индивидуализм и прославляли прилежание, сотрудничество и взаимопомощь 94 .
92
Подробнее о школьной повести см.: Хеллман. Цит. соч. С. 410–416; Добренко Е. «Весь реальный детский мир» (Школьная повесть и «наше счастливое детство») // «Убить Чарскую…» С. 189–230.
93
Хеллман.
94
Хеллман отмечал, что в школьных повестях, где действие происходит во время войны, центральным мотивом становится патриотический долг каждого ученика – обязанность выполнять домашние задания и учиться на отлично (Хеллман. Цит. соч. С. 412–413).
Несмотря на то что основным фокусом нашей работы является исследование художественной прозы, появившейся после 1991 года, мы все же обсудим некоторые примеры советских познавательных книг для детей, чтобы понять, как подобная литература преобразовывалась и развивалась в постсоветскую эпоху. К концу советского периода познавательная литература для детей составляла лишь малую часть публикуемых в СССР детских книг – только 191 наименование (менее 12 процентов) из 1610 книг для детей, опубликованных в 1991 году. Основная часть книг (1419, или более 88 процентов) была прозой или поэзией, то есть детской художественной литературой 95 . Что касается самой терминологии, то и она существенно изменилась с 1991 года. В советскую эру термины «познавательная литература», «научно-популярная литература» и «документальная проза» характеризовали произведения, основанные на фактическом материале. При этом многие произведения, относящиеся к познавательной литературе, – книги о животных, растениях и других природных феноменах – обладали отчетливым авторским голосом и изображали мир природы в живой и образной манере. Такие произведения советской эпохи, в частности книги Бориса Житкова (1882–1938) и Виталия Бианки (1894–1959), необычайно ярко описывали подводный мир, повадки лесных зверей, поведение боа-констрикторов и даже локомотивы; наличие антропоморфных элементов часто размывало четкую линию между познавательной и художественной литературой. В постсоветскую эпоху в русский язык пришло заимствованное из английского языка слово «нон-фикшн», его начали применять к произведениям массовой литературы (руководствам по самопомощи или выбору профессии, кулинарным книгам); новое слово ознаменовало появление в России совершенно нового типа литературы.
95
См. ежегодные публикации «Печати Советского Союза» и «Печати Российской Федерации», которые показывают значительную разницу в жанровом составе и количестве наименований между советским и постсоветским временем.
На первый взгляд, это вполне исчерпывающий список типичных жанров, но при более внимательном взгляде на советский детский канон в глаза бросается ряд упущений: некоторые жанры, процветавшие в западной литературе на протяжении большей части XX века, в Советском Союзе практически не были представлены. В СССР по большей части отсутствовали комиксы, книжки-картонки, книжки с подвижными элементами и другие интерактивные книги, руководства по сексуальному воспитанию, а также жанр, который теперь принято называть «литература young adult» 96 . Хотя советский канон включал в себя несколько знаменитых произведений для читателей-подростков, таких как «Два капитана» (1938–1940) Вениамина Каверина, «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви» (1939) Рувима Фраермана и трилогию «Дорога уходит в даль…» (1956–1961) Александры Бруштейн, эти книги значительно отличались и по сюжетам, и по затрагиваемым темам от произведений в жанре young adult, издававшихся на Западе в тот же период 97 . Западная юношеская литература имеет тенденцию сосредоточиваться на типичных проблемах, с которыми сталкиваются подростки, – алкоголь, наркотики, буллинг, депрессия, самоубийство, сексуальное пробуждение и сексуальное насилие; советские тексты для подростков обращали куда большее внимание на положительные аспекты взросления: преданность общему делу, укрепление моральных устоев, способность трудиться на благо окружающих 98 . Хотя советские романы для подростков тоже строились вокруг разнообразных конфликтов, они не являлись «проблемными» в том смысле, что у советских подростков – по официальной версии – не было проблем, типичных для их сверстников за границей 99 . Советские сюжеты в большой степени соответствовали советскому культурному контексту: героев книг нередко обвиняли в проступках, которых они не совершали, их язвительно высмеивали в пионерской газете, на них доносили товарищи; эти сюжеты затрагивали некоторые из тех проблем, с которыми в советском обществе сталкивались взрослые.
96
Хотя комиксы иногда появлялись в Советском Союзе, этот жанр в большинстве своем презирался официальными критиками, убежденными, что комиксы прославляют секс, насилие и преступный мир. В литературоведческой работе, опубликованной в 1963 году, один из таких критиков, Вера Смирнова, утверждала, что комиксы вредны для детских душ; они привлекают детское внимание, но их содержание наносит детям непоправимый вред своей вульгарностью, изображением низменных страстей и прославлением преступного мира (цит. по O’Dell. Op. cit. P. 19).
97
Многие исследователи полагают, что публикация в 1942 году книги Морин Дейли «Семнадцатое лето» (Maureen Daly. Seventeenth Summer) ознаменовала появление особой литературы young adult и изменила направление развития литературы взросления, наследницы воспитательного романа XVIII века.
98
Подростки в Советском Союзе читали русскую классику и избранные произведения мировой классики, многие из них являлись частью обязательной школьной программы, и знание их требовалось во время общегосударственных школьных экзаменов. Особенно популярна была зарубежная классика, подчеркивающая эксплуатацию угнетаемого населения (например, книги о рабстве в Америке), романы о том, как юные герои анархистского толка не подчиняются несправедливой власти, например «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна».
99
Утверждение, что жанр young adult совершенно новый и появился только в постсоветской литературе, спорно. Однако мы придерживаемся точки зрения, что книги Екатерины Мурашовой, Дины Сабитовой, Юлии Кузнецовой, Дарьи Доцук и многих других современных авторов символизировали собой резкий отход от традиций, характерных для подростковых книг в Советском Союзе, и демонстрировали существенные изменения в изображении детей и юношества. Эти изменения мы будем подробно обсуждать в пятой главе.
Именно отсутствующие жанры лучше всего иллюстрируют социальную функцию советского детского канона и его роль в социализации детей и подростков. Питер Бергер и Томас Лукман в новаторском исследовании «Социальное конструирование реальности» (1966) сформулировали представление о первичной и вторичной социализации. Согласно Бергеру и Лукману, первичная социализация является первым культурным опытом, который ребенок приобретает в очень раннем возрасте, когда он привязывается к тем, кто за ним ухаживает; в это время ребенок начинает воспринимать происходящие вокруг него события и придавать им смысловое значение 100 . Первичная социализация – эмоционально заряженный процесс, который происходит в ходе овладения родным языком и принятия идентификации значимых других.
100
Здесь и далее цитируется следующее издание: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания / Пер. с англ. Е. Руткевич. М.: Медиум, 1995. Здесь с. 210–212.
Ребенок принимает роли и установки значимых других, то есть интернализирует их и делает их своими собственными.
101
Там же. С. 214–215.
Благодаря первичной социализации ребенок интернализирует систему ценностей и норм поведения, а также общий запас знаний – то, что «знают все» в данном сообществе 102 . Первичная социализация обеспечивает основу для вторичной социализации, которая осуществляется через различные социальные институции, «подмиры», относящиеся к социальному статусу, профессии или религии каждого индивида 103 . Проблема вторичной социализации заключается в том, что она встраивается в уже существующую внутреннюю реальность, созданную первичной социализацией. Другими словами, вторичной социализации «приходится иметь дело с уже сформировавшимся Я и уже интернализированным миром», который глубоко укоренился и «имеет тенденцию продолжать свое существование» 104 .
102
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. С. 220–224.
103
Бергер и Лукман упоминают роли предсказателя будущего, бальзамировщика и ирландского гражданского служащего в качестве примеров специализированных областей знания (Там же. С. 229).
104
Там же. С. 228.
Отличительной чертой советской детской литературы являлось то, что все, кто участвовал в процессе ее создания и осмысления – и практики, и теоретики, – старались превратить ее в инструмент как первичной, так и вторичной социализации. Сильный упор на устные жанры (сказки, басни, легенды, песни) и на чтение поэзии вслух самым маленьким детям указывал на то, что детская литература была ключевым элементом спонсированных государством усилий по укреплению семьи в качестве локуса первичной социализации (или, в некоторых случаях, наоборот – попыткой избавиться от влияния семьи в целях нужной социализации). В первые годы советской власти семья как препятствие к созданию нового общества воспринималась настолько серьезно, что это стало частой темой важнейших текстов того периода. Хорошо известно утверждение, принадлежащее убежденному большевику и будущему члену Политбюро Николаю Бухарину, который в 1920 году писал, что «освобождение детей от реакционных влияний их родителей составляет важную задачу пролетарского государства» 105 . Однако если семья не была заражена «реакционными влияниями», а, наоборот, сочувствовала большевистским целям, она становилась идеальным локусом социализации, обеспечивающим воспитание в духе коммунистических ценностей. Но как властям узнать, какая семья какая? Нужен был новый социальный инструмент, который бы помогал прививать детям требуемый нравственный облик и позволял убедиться, что они хорошо усвоили новые ценности и социальные нормы. Таким образом родился на свет новый канон текстов для детей, пропагандирующий коллективизм и правильное мышление – самые необходимые качества советского гражданина.
105
Бухарин Н., Преображенский Е. Азбука коммунизма (1920). Цит. по: Inside the Rainbow: Russian Children’s Literature. P. 31.
Архетипические герои и основные сюжеты
Несмотря на очевидное разнообразие героев и сюжетов в советской детской литературе, мы можем выделить основные типы изображения героев и преобладающие сюжетные линии, учитывая при этом, что типология начала существенно меняться при появлении после 1991 года новых произведений для детей и подростков. Во множестве научных трудов по психологии, антропологии, лингвистике и литературоведению описывались базовые единицы и дискурсивные типы повествования, теоретически обосновывались соответствующие структуры нарративного дискурса. Многие известные исследователи – Зигмунд Фрейд, Карл Юнг, Жак Лакан, Джозеф Кэмпбелл, Нортроп Фрай, Михаил Бахтин, Юрий Лотман – внесли свой вклад в эту увлекательнейшую междисциплинарную область знания. Чрезвычайно интересен вклад русских формалистов, работавших с 1910-х по 1930-е годы: Виктор Шкловский, Владимир Пропп, Борис Эйхенбаум, Роман Якобсон и многие другие стали авторами важнейших исследований литературы как интерактивного соединения формальных приемов, которые, как полагали эти литературоведы, необходимо было подвергнуть научному анализу. Этот подход был направлен на то, чтобы демистифицировать литературный процесс, рассматривая его как мастерство и набор приемов, а не как выражение гениальности. Советский детский канон вырос на той же почве и испытал сильное влияние подобных представлений о литературе.
Кристофер Букер в опубликованной в 2004 году книге «Семь основных сюжетов: Почему мы рассказываем истории» пользуется формальным подходом для того, чтобы исследовать семь основных сюжетных ходов, являющихся базовыми блоками универсального литературного языка 106 . Работа увидела свет в начале XXI века и сразу же подверглась критике за редукционистский подход, который к этому времени уступил место постмодернистской парадигме, противостоящей тенденции к эссенциализации. Несмотря на это, предложенные Букером основные сюжеты и архетипические герои могут быть весьма полезны при анализе советского контекста, особенно если учесть близость такого подхода к представлениям и парадигмам советского времени, когда такое восприятие текстов оказывало значительное влияние на литературный процесс 107 .
106
Booker C. The Seven Basic Plots: Why We Tell Stories. London; New York: Continuum, 2004. P. 6.
107
См.: Clark. The Soviet Novel.
В своем обстоятельном исследовании Букер утверждает, что базовыми структурными элементами мировой литературы являются семь основных сюжетов: 1) «победа над чудовищем», 2) «из грязи в князи», 3) «приключение-квест», 4) «туда и обратно», 5) «комедия», 6) «трагедия» и 7) «воскресение» 108 . Для Букера эти архетипические сюжеты важны не только тем, что они встречаются повсеместно и существуют во все времена, но и тем, что многое проясняют в психологии человека. Например, «победа над чудовищем», одна из тех сюжетных линий, которые, согласно Букеру, появились в древнейшие времена и не потеряли актуальность в наши дни, явно прослеживается и в таких древних текстах, как «Эпос о Гильгамеше», «Одиссея» и «Беовульф», и в куда более современных произведениях, включая фильмы «Дракула» и «Ровно в полдень», романы и фильмы о Джеймсе Бонде, «Звездные войны» и сагу о Гарри Поттере. Букер не приравнивает сюжет к жанру: сюжет, основанный на победе над чудовищем, можно найти в ряде разнообразных жанров и художественных форм, включая эпос, сказку, воспитательный роман, фантастический триллер, спагетти-вестерн и комикс. По Букеру, основной психологической подоплекой, лежащей в основе этой сюжетной линии, является желание победить смерть 109 . Другие психологические стремления, отражающиеся в структуре сюжетов, предложенной Букером, – это желание реализовать свой потенциал («из грязи в князи»), добиться цели («приключение-квест»), достичь зрелости, исследуя мир, избавляясь от невежества и обретая знание («путешествие»), испытать возможность обновления жизни («комедия») 110 .
108
Booker. Op. cit. Ch. 1–12. Р. 17–228.
109
Ibid. P. 45.
110
Ibid.