Прощание с кошмаром
Шрифт:
— Чего тебе надобно, золотая рыбка… А ты догадайся. Видишь, мы и беседу-то с тобой начали, как добрые старые корешки, словно и расстались-то всего полчаса назад… Ты догадайся, Паша, зачем я тебя вызвал. Должность мою ты, наверное, не забыл?
— Помню я вас.., и должность вашу.., твою помню. — Круглый Павлик скорчил презрительную, недоуменную гримасу. — Клевету поносную на меня возводили, дело фабриковали.
— Правду тебе говорил. А ты, помнится, после легких капризов тоже правду мне начал говорить, в отличие от того, что на суде потом лепетал. Но это дело прошлое.
— Да я никого не убивал, матерью клянусь! — Это было выпалено без запятых и пауз на одном дыхании. — Что я, слепой, куда бью, не вижу, что ли? Водила за руку схватился, я ж видел, визжал только, как заяц перепуганный. Я что, не знал, что ли, куда стрельнул? Да я и не хотел, они сами начали… — Круглый осекся, поздно осознав, что с головой полез в ловушку. Черт, ведь он был там в автобусе в маске, ни одна собака б его не узнала среди подельников! Никто б не доказал, что именно в его руке и был пистолет «ТТ» — единственная настоящая пушка, из которой и ранили навылет водителя автобуса. А сейчас он сам по своей же глупости признался, что…
— Шофера ты только ранил, Паша, — перебил его Колосов. — А вот пассажира вы убили. Зверски.
Круглый вытаращился. Однако усилием волк подавил душившие его гнев, досаду и страх и прошипел:
— Какого это еще пассажира, начальник?
— А корейца-то. — Колосов печально наклонил голову, словно это уже было доказанным фактом и никакие возражения Свайкина помочь делу уже не могли.
— Какого корейца? Какого еще корейца?! — взорвался Круглый Павлик. — Прошлый раз айзергуда мне шили.., вашу мать.., и сейчас…
— Заглохни, — жестко оборвал его Колосов. —Недалеко от того места, где вы остановили и ограбили автобус, найден труп пассажира. Зверски изуродованный, раздетый, обобранный (Колосов, вспомнив главном капитале наркокурьера, произнес последнее прилагательное с особым ударением). И улик мы там изъяли достаточно, чтобы тебе и твоим недоноскам предъявить обвинение в убийстве. — Какие улики? Какое обвинение? Какой еще кореец?! — Свайкин затравленно оглянулся на дверь. — Что ты мне снова лепишь? Ты.., да я с тобой… Прокурора давай сюда мне, следователя! А с тобой… Да не буду я с тобой говорить, понял — нет?!
— Не ори, Паша. Прокурор с тобой будет разговаривать, но только после того, как ему на стол ляжет твое чистосердечное признание.
— Что ты надо мной издеваешься? — Свайкин понял, что ором и истерикой с этим «убойщиком» не возьмешь, и решил применить иную тактику:
— Я же поклялся: мы и пальцем никого не тронули! Ни разу,
— Сначала, Паша, ты мне толком, хоть и приватно, без протокола, скажешь, как было сегодня утром дело. Не маленький, должен понять — при таком задержании, с таким поличным, — при этих хвастливых словах Колосова Свайкин со скрежетом зубовным вспомнил, как менты изымали у них на дороге оружие и награбленное, — сел ты на этот раз крепко. И проверить мне твои враки — пара пустяков. Говоров-то старший ваш — наркоголик конченый. Шприц только покажи — сдаст всех вас и еще слезы будет лить, что сдавать больше некого.
— А что ж ты сейчас его о мокрухе не спрашиваешь? — находчиво ввернул Свайкин. — Чего ж опять меня мучаешь?
— А его следователь себе забрал, — равнодушно сообщил Колосов. — Там уже протокол пишут. У следователя производственный процесс ни минуты не буксует, это мы с тобой все тары да бары разводим, а там уж признательные показания строчат во все лопатки. И к тому же.., тот пистолетик-то у тебя был, Павлик.
Свайкин мрачно хмыкнул. Но еще более получаса потребовалось, чтобы он нехотя, но все же начал откровенничать об утреннем эпизоде.
В принципе, его показания мало расходились с показаниями потерпевших челноков, но так как Колосов их не слышал, то внимал Свайкину, не перебивая. И, лишь когда тот дошел до момента, когда водитель автобуса закрыл двери, заперев налетчиков в салоне, начал задавать вопросы:
— А где именно находился каждый из вас, когда двери закрылись? Ты вот где был?
— Впереди. Ну, когда этот задрыга сам напросился… Я ж пугнуть его только хотел, не убивать же!
— Твое счастье, что не в голову шоферу пуля попала, Паша. А где братья Говоровы были?
— Эти сзади. Там баба еще орать начала, точно ее режут. Потом.., потом он дверь открыл, мы и выскочили,
— А кто женщину ударил в подбородок? — Только не я. Я не видел кто. Вообще не видел, что ее ударили. — Ты через какую дверь выходил?
— Как через какую? Переднюю — я ж там стоял!
— А Говоровы?
— Следом за мной.
— И что было дальше?
— Ничего. Сели в тачку и дернули.
— Только вы? И Васильченко за рулем четвертый? А кореец?
— Сиять двадцать пять, начальник! Какой кореец? — Бритая макушка Круглого Павлика начала наливаться кровлю. — Ну какой, на хрен, еще кореец?!
— Тот, что сидел один на последнем сиденье.
— Да я его и не видел вовсе! Я за шофером смотрел, потом эта буза в салоне поднялась, ну стрельнул так вынудили ж! Зачем бы мне сдался этот, как его…
— Зачем? Ладно. Когда драпали от автобуса, видели что-нибудь? Ведь было рано совсем — машины все наперечет на дороге. Может, кто чинился у обочины, кто голосовал?
— Я на тачки не смотрел. И какие-то вопросы странные мне все задаете.., не пойму я, о чем.
— А почему вы именно тем путем драпали?