Шрифт:
Дмитрий Гаврилов
ПРОЩАНИЕ С ОЛЕ
Неспешная мелодия Грига, словно дымка, проникала из коридора сквозь неплотно прикрытую дверь больничной палаты.
Женщина прислушалась. В самом деле, она узнала бы его мелодию из тысячи других, хотя, как давно это было.
Почти тридцать лет назад.
"Войду я в комнатку твою,
За мною сказок шумный рой,
Я песенку тебе спою,
А
Сад полон сонной тишины,
Спят мотыльки и птицы спят,
А я лечу в лучах луны
И сны за мной летят..."
Странно, добрый радио-волшебник приходил до сих пор по утрам, а за окном сумерки. Вон как тускнеет ночная желтая лампа... Разве, кто забыл приглушить эту старомодную довоенную "тарелку".
– В этом нет ничего удивительного, добрая госпожа. Древние называли меня богом сновидений, а я всегда могу заходить без спроса, когда захочу и куда захочу, во дворцы ли, лачуги ли...
– Оле! Это ты!?
– Добрый вечер, госпожа!
"Тише, вот Он идет, садится на край постели, не будем мешать им..."
– Добрый вечер, Оле! Но, ведь, я уже далеко не маленькая девочка? женщина слабо улыбнулась, и в этот миг морщинки на лице ее, словно по волшебству, разгладились, а старческие синие круги под глазами стали совсем незаметны.
– Я знаю сам, как говорить и с большими и маленькими... Я люблю приходить к детям, потому что у детей нет денег, и они чисты душой, если их не портят родители. Но сейчас я пришел к тебе. Хотя завтра воскресение, и у меня есть несколько иных дел, но все они потерпят немного.
– Ах, да, завтра воскресенье, - прошептала она, но тут же добавила живо, - А ты уже, наверное, все проверил. Смел ли ветер пыль с травы и листьев? Хорошо ли полил дождь клумбы в саду? Унеслись ли облака с неба, гонимые твоим дыханием?
– Да, - в свою очередь улыбнулся Оле.
Они с этой старой женщиной понимали друг друга с полуслова.
– Прошлой ночью я даже снял все звезды с неба, чтобы хорошенько вычистить их.
Ты же знаешь, я складываю их в передник - главное, потом не перепутать их номера - иначе, они не будут держаться, как прежде, крепко.
– Но может, если бы ты все-таки ошибся - они бы чаще падали с небес, и тогда бы исполнялись самые несбыточные желания, загаданные влюбленными
– возразила она.
– Я не могу ошибиться, - ответил Оле, откладывая зонтик в сторону, Все в мире пошло бы кувырком, если бы я хоть раз перепутал, - он вздохнул, - Иногда, мне этого очень, очень хочется. Но и в этот раз я не имею права обмануться...
– Ты мастер на всякие штуки, Оле, - сказала та, кого назвали доброй госпожой.
– Что же ты придумал на этот раз?
– Я расскажу тебе еще одну сказку, ты ее не знаешь до конца, но много раз начинала придумывать. И каждый ее придумывает для себя, но никто не ведает, как она исполнится, эта грустная история. Почему-то люди считают, что только детям нравится, когда Оле-Лук-Ойе приносит им сказки. Все взрослые так думают вместе, но стоит остаться в одиночестве, и всякий призывает меня. Напрасно, я не прихожу к плохим несносным взрослым, наверное, они были в детстве плохими детьми, и я раскрывал над ними только черный зонтик. Но ты - совсем иная. Идем же со мной, добрая госпожа!
– Как? Я старая, и ноги совсем не слушаются...
– Положись на меня, я сделаю тебя невесомой...
– ответил Оле.
– Ты столько лет говоришь от моего имени таким чудным голосом, что в этот последний раз я сделаю все за тебя.
Ты же помнишь, со сказкой надо обращаться осторожно, одно неловкое слово и оборвется нить повествования, а твоя нить совсем, совсем уже тонкая.
– А завтра ты уже не придешь ко мне?
– спросила она.
– Нет! Мы теперь всегда будем вместе, - тихо ответил Оле.
– Спасибо! Тогда, идем, скорей!
– проговорила женщина.
Но он лишь спел ей в ответ:
"Начнешь меня благодарить
Умчусь, сверкая и скользя.
Со мною можно говорить,
А удержать нельзя.
Стоят деревья в тишине
И серебром сверкает лес...
И шепчут люди в сладком сне
Оле-Лук-Ойе здесь..."
* * *
Наутро медсестра делала обход. Когда она заглянула в палату, ей показалось, что Мария Ивановна все еще спит.
Она не стала будить старую актрису и тихонько прикрыла дверь, не заметив при этом крошечного разноцветного зонтика, что лежал на подушке.
(31/12/2000)