Прощание
Шрифт:
— Мы должны действовать системно, по-другому вы не поймете.
Слава богу, что он понимает это!
Шеф делает небольшую передышку, задумывается на мгновенье, делает передо мной три шага влево, потом вправо, снова останавливается перед графиком, а затем опять начинает говорить так быстро, будто плотину прорвало:
— Реактор — это такая установка, в которой происходит контролируемая ядерная реакция. Ясно?
На это я могу ответить только кивком головы.
— Ядерная реакция выделяет тепло, очень много тепла. Это тепло я должен отвести от ядра и подвести к парогенератору. Я делаю это с помощью
— А почему теперь надо охлаждать? — спрашиваю я.
Шеф сразу же сбивается. Он опускает голову, прикладывает большой и указательный пальцы ко лбу и раздумывает несколько секунд, прежде чем ответить:
— Возможно, это слишком сложно для вас, то есть для начала. Теперь другое. У реактора три главные функции. — Шеф поднимает голову и смотрит на меня. — Эти функции таковы: производство тепла, отвод тепла, генерирование пара.
К моему удивлению, шеф понижает голос и смотрит на меня, словно извиняясь: — Тут я должен поправить себя. К сожалению, это не совсем точно. В реакторе, по существу, расщепляется только уран — реакция эта происходит под контролем. В результате этого образуется энергия. Так что преобразование тепла неявляется задачей реактора. Но вы спокойно воспринимайте все так, как я вам говорил вначале.
„Я сделаю это неохотно! Потом я буду сидеть дома и беспомощно оглядываться, если мне чего-то будет не хватать при переносе этого на бумагу. Вас-то у меня тогда не будет под рукой“.
Шеф заглатывает наживку. Он коротко кивает, делает большой вздох и начинает снова:
— Топливом служит, об этом теперь знают все, уран, а именно, уран-235. В природном уране его содержание составляет только 0,7 процента, Остальное — это уран-238. Дальше вам станет сложнее понимать. Вы должныпросто принимать на веру то, что я говорю, даже если не поймете сразу. Если мы намереваемся экономически использовать расщепление ядра, то нам надо увеличитьэто небольшое количество урана-235. Мы называем это „обогащением“. „Настоящим“ топливом является двуокись урана — уран-238, обогащенный 3,5–6,6 процентами урана-235.
— Я просто верю в это, — бормочу я.
— Возможно, это тема для более поздней беседы, — говорит шеф, в то время как я пытаюсь про себя повторить то, что узнал. Шеф видит это и ждет. Я робко задаю вопрос:
— Итак, таблетки в топливных стержнях, то есть окатыши, — это не уран-235, а обогащенная двуокись?
— Точно, — говорит шеф и радуется.
— Окатыши я всегда представлял себе виде „пуговичных“ батареек.
— Они немножко толще, — говорит шеф. — Окатыши имеют диаметр 9,6 мм и высоту 10 мм.
— А если я буду носить окатыши, как таблетки от головной боли в стеклянной трубочке, что произойдет тогда? Я слышал, что ничего. Это так?
— Да, так. Ничего не произойдет. Материал безобиден, пока его не начали использовать.
— Что это значит?
— Пока не произошло расщепление ядра. Это продукты распадамогут оказывать опустошающее воздействие. Черный порох тоже не опасен, пока к нему не поднесут спичку. Если никто не облучает окатыши нейтронами, то они безобиднее черного пороха. По окатышам, если захотите, можете бить молотком, и ничего
— А это?
— Запомните: циркалой-4! — говорит шеф с наигранной строгостью, — просто запомните! Все это мы рассмотрим позднее.
— Так точно — запомню, — отвечаю я.
— Эти трубки и есть топливные элементы. — Я вздыхаю, и шеф смотрит на меня с удивлением.
— Я рад, что наконец-то мы осилили эти топливные элементы, потому что именно о них речь идет постоянно. Итак, топливные элементы — это трубчатая оболочка, набитая окатышами?
— Точно! — говорит шеф. Он снова бегает передо мной туда и сюда и, наконец, продолжает: — Внутри этих топливных элементов происходит расщепление ядер, в результате чего вырабатывается тепло. В топливных элементах температура достигает около 800 градусов Цельсия, а на поверхности топливных элементов около 300 градусов.
— Теперь окатыши уже не так безобидны? — спрашиваю я.
Эти слова шеф намеренно пропускает мимо ушей и продолжает:
— Температуры, которые я сегодня называю, рассчитаны теоретически. Но пойдем дальше.
— Да! — соглашаюсь я, хватаю стул и усаживаюсь на нем как бы для особой концентрации.
— При расщеплении ядра высвобождаются нейтроны, которые по принципу цепной реакции в свою очередь расщепляют ядра урана-235.
— Если бы я только понимал, как функционирует деление атомного ядра.
— Это надо принимать на веру, просто все принимать на веру, — говорит шеф и вглядывается в меня с испытующей настойчивостью психиатра, прежде чем продолжить: — Контролировать и управлять этой цепной реакцией — вот и все,вот и вся штука! — Говоря это, шеф подчеркивает каждое слово.
— И как это происходит? — спрашиваю я, четко выговаривая слова, чтобы шеф понял, что я слушал внимательно.
— Давайте-ка пока выпьем пельзенского пива, — отвечает шеф, глядя на меня своими сузившимися от улыбки до щелочек глазами, и идет к холодильнику, расположенному за стойкой.
— Бокалы? — спрашивает шеф и ставит две бутылки на стойку.
— Для чего бокалы? — спрашиваю я в свою очередь.
Шеф запускает руку в пустоту и вылавливает там вслепую открыватель бутылок, висящий на длинной спирали. Это выглядит, как клоунский номер. Я должным образом демонстрирую восхищение этим трюком, наверняка придуманным шефом, если судить по тому, как он воспринимает мое восхищение.
— У меня от этой говорильни уже сметана во рту, — говорит шеф. — Ну — на здоровье!
— На здоровье!
После большого глотка шеф втягивает губы и затем выпускает воздух с шумом, как из хлопушки. Тыльной стороной руки он вытирает рот.
— Хорошо, а?
— Да, чертовски хорошо. Когда я был в Праге, то пристрастился к этому пиву и стал предпочитать его.
— Вам, собственно говоря, скорее следовало бы рекламировать баварское пиво.
— Да? Мне нужно было бы? Вы что же, считаете меня баварцем?