Прощание
Шрифт:
Женщина медленно спустила с плеч вожжи, не глядя на него. Тело гудело, дрожало от боли. Ожоги под свитером чесались, задевая ворс. Перспектива расставания с ящиками пугала, и беспокойство забилось в горле, зашумело в налившихся висках, но она постаралась звучать как можно убедительнее:
– Благодарю Вас, я знаю об этом. Мы… Доктор предупреждал. Спасибо.
Свет втянул её в комнату и опустил на глянцевый стул.
В глубокой резной вазе осталось всего несколько вафель, но клерк протянул её с достоинством. Оглядев его, силясь держать глаза открытыми внутри безупречно белой коробки, путешественница
– Пациентка номер четыре. Это Вы?
– Я.
Глоток ледяной воды обжёг горло. Осторожно взяв несколько белых душистых салфеток, она поднесла их к лицу и вдохнула аромат «трав после дождя», если верить золотой надписи на упаковке. Салфетки были прохладными, но лицо защипало, едва антисептик попал на повреждённую кожу.
Задумавшись, клерк облизнул губы так, что её передёрнуло.
– Четыре. Вы лежали в частной клинике? Чем Вы…
– Я предупреждена о возможности подобных расспросов. И также знаю, что не обязана отвечать. Я – пациентка номер четыре, и я хочу оказаться по ту сторону турникетов как можно скорее.
Опустив салфетки в мусорное ведро – такое чистое, что при желании из него можно было пить, – она прикрыла глаза, напоследок бросив на клерка быстрый, цепкий взгляд.
– Рад приветствовать Вас в нашем учреждении.
«Твой голос такой же серый, как и ты сам».
– Надеюсь, это путешествие закалило Ваш… дух и поспособствовало ускорению процесса реабилитации.
Ответа не последовало.
Служащий пригладил волосы, поправил лацканы короткого халата и включил проигрыватель. Под потолком, рикошетя от плафонов, забилось птичье пение и разнёсся рокот волн. Несколько долгих минут мужчина сверял документы, справки и свидетельства с образцами, затем проверил наличие водяных знаков, подписей, печатей и скрупулёзно заполнил акт приёма пациента.
Овальная лампа над дверью наполнилась зелёным светом: багаж отбыл из пункта досмотра. Чисто. Женщина расправила плечи и встретилась взглядом с клерком. Мимо панорамного окна прошёл знакомый охранник, кивнул и осторожно махнул рукой в знак прощания, зная, что ему никто не ответит.
У ног засквозил ветер: ворота на другом конце тоннеля медленно расползались. Пациентка тихо зашипела и пошла быстрее. Здесь, в громадной изогнутой железной трубке, было холодно и влажно. Воображение бесконтрольно дорисовывало за поворотами тени уличных музыкантов и попрошаек. Им можно было бы отдать чёртов колючий свитер в обмен на фляжку с водой.
Колеса разболтались и теперь свистели. Багаж растрясся, верёвки, очевидно недостаточно сильно затянутые сотрудниками охраны, свободно скользили вдоль корпуса нижнего ящика. Гул сопроводил фиксацию двух массивных железных створок, и в тоннель вторгся душный южный вечер.
До самой линии горизонта пустыня была нашпигована десятками кострищ, и ветер то и дело доносил шёпот, шорохи, вой или сдавленные рыдания.
«Мы будто бы спустились в Ад, ещё и за собственные деньги».
Женщина сплюнула, растёрла руки и осторожно соскользнула на песок.
Держаться так, чтобы ни на кого не наткнуться, было непросто. Далеко не
«Это ты? Милая, ты?» – прозвучало где-то у самого уха. Что-то коснулось колена, и путница оступилась, зачерпнув носом ботинка изрядную порцию песка. Бормотание осталось позади и вскоре смолкло.
Обойдя по периметру первую долину, женщина облокотилась на повозку, присела там, где нужно было смастерить козлы, и осторожно спустилась вниз по склону. Запах костра остался в другой стороне, и шумы, относимые ветром, больше не беспокоили её.
Она старалась сохранять темп, но ноги двигались всё медленнее. Мышца под левым коленом забилась в судороге. Ей нужна остановка, иначе путешествие станет попросту бесполезным. Женщина подняла голову и всмотрелась в звёзды. При любых других обстоятельствах этот глазурованный лунный пейзаж казался бы необычным продолжением её всегда статичных сновидений.
Не сегодня.
Она достала из заднего кармана брюк нож и разрезала верёвки. Открыв первый ящик, выложила газеты и спички, чтобы после разобрать плохо скрепленные дощечки и сложить их на манер шалаша прямо над скомканной бумагой. Газеты схватились огнём почти мгновенно, и, спустя пару минут, ничем не обработанное дерево, потрескивая, зачадило. Времени оставалось всё меньше.
Замок на втором ящике поддался не сразу. Внутри, проложенные цветастыми платками и бумагой, прижавшись друг к другу, блестели десятки разных вещей: ваза, портмоне, зелёная пластиковая папка с бумагами, чернильница, железный футляр для бритвенного станка, цветастый фотоальбом с обтрёпанными краями, дешёвая сувенирная ручка… Ей потребовалось несколько минут, чтобы попрощаться с каждым из этих предметов. Одних она касалась, на другие только смотрела, но в определённый момент пальцы сами прошли под днище и спустили ящик на песок.
Три. Сколько раз нужно вдохнуть, чтобы открыть ящик номер три? Она почувствовала, как сжался желудок. Курить хотелось больше, чем дышать, но пропажа блока обнаружилась ещё на второй день пути. Лёгкие ссохлись. Женщина облизнула губы и начала выкручивать ближний из четырёх винтов, фиксирующих крышку. Винты шли туго и проходили глубоко, но больше, чем пять минут возиться с ними не пришлось. Из ящика потянуло холодом и сладко-пряным запахом шалфея и экзотических соцветий.
Руки быстро справились с боковыми щеколдами и бережно опустили торцевые доски, превратив ящик в громадный плот.
– Это был трудный путь и… Мне так жаль, что всё, что ещё можно разглядеть здесь сегодня, вижу только я. Но я могу описать. Только нужно немного сосредоточиться.
Она поджала губы и, придерживая свободно сидящие брюки, опустилась на колени рядом с повозкой. В центре плота лежало тело крепкого молодого мужчины. Свитер, рубашка, плотные синие джинсы, начищенные туфли, в одной из которых, если не знать, никогда не заметить протез. Руки по швам, что неестественно для спящего, но разве правильнее было бы сложить их как-то иначе? Женщина думала об этом с сотню раз и теперь решила не тратить времени на ерунду. Доски в костре прогорали, и её то и дело обдавало искрами. Пора.