Прощай, Ариана Ваэджа!
Шрифт:
— Что, Павел Ильич, не привыкли к таким переездам? — географ Старожилов прищурил от солнца свои лучистые карие глаза и с интересом наблюдал, как статный, еще довольно молодой историк, в отличие от него — повидавшего виды профессора, растягивает свои затекшие мышцы.
— Не то чтобы не привык... Сами видите, Антон Федорович, последние дни для нас выпали не самые удачные, да неизвестно... что еще преподнесут завтрашние... Боюсь, как бы наши не сунулись в тот же чертов омут, куда и сгинул Арбенин, будь он неладен!
— Так вы кого ругаете?
— Не подумайте,
Кондратьев отвел глаза в сторону, развернувшись к коллеге в профиль, и... прищурился — солнце ударило и ему в глаза.
— Вы ведь сами знаете неугомонного Потапенко, — добавил он. — Ему только приключения и подавай! Мои поскромнее будут, особенно Борисов, но ведь ваш — за старшего, так что команды выполнять придется всем...
— Ладно, вы, Павел Ильич, страшных прогнозов не делайте... Вот взберемся на горку для начала... Кстати, хоть по сторонам поглядите, а не только под ноги — видите, какая здесь красотища-то!
В стороне от проселочной дороги, словно стражники, стояли несколько сосен, еще чуть дальше — кедры. Как же чист воздух возле хвойных деревьев! Он словно настоянный на их флюидах, да еще и приправленный легким ароматом каких-то цветов — вон они, с голубыми головками, выглядывают из-за высокой травы... Легкий шелест деревьев, мерное жужжание пчел, задорный щебет птиц и... тихое журчание воды...
— Где-то здесь ручей? Или родник? А, Антон Федорович?
Кондратьев вслушивался в звуки природы, словно пытаясь понять, почему же посреди вот такой гармонии находится источник зла. Зла? А разве не так можно назвать то гиблое место, где пропали коллеги? Пропали — они, а отвечать — ему...
— Да, идемте сюда, к этим кустам! Я не стал набирать фляжки в Чердыни, знал, что есть тут такой прекрасный источник! Просто чудо!
В низинке, окруженной разросшимся кустарником, из-под камешков выбивался невысокий фонтанчик воды. Кондратьев дотронулся до него пальцами и почувствовал холод. Пожалуй, холоднее водопроводной, ну конечно же, холоднее! Подставил фляжку и наблюдал, как медленно наполнялась она, а снаружи покрывалась испаринами пота.
***
Когда они подходили к палатке, поразила необычная тишина. Ни разговоров, ни смеха, ну вот хоть бы кто чихнул или кашлянул! И Кондратьев прибавил шагу, преодолев последние метры как бегун перед финишной чертой. И перерезал грудью не красную ленту, а не до конца затянутый полог! Взору предстала такая картина. Историк Потапенко (и что это взбрело ему в голову?) разлеживался средь бела дня на матрасе, а рядом с ним притулились Скорожитовский с Борисовым. Первый, в отличие от второго, сидел лицом ко входу в каменной театральной позе. Так что он не мог скрыть довольно хмурое выражение лица. И это еще мягко сказано! На лице сохранялся отпечаток от просмотра финала какой-то трагедии, где пришлось распрощаться с полюбившимся за все три акта героем!
На звуки шагов резко повернулся Борисов. Так он тоже смотрел эту трагедию!
— Добрый день,
— Н-да-а... — протянул глава экспедиции, понимая, что нынешний день, скорее, не самый добрый. Он сделал маленькую паузу и, не услышав радостного приветствия коллег — в подтверждение своих догадок, задал тот самый зловещий вопрос:
— Так что же у вас случилось?
— Здравствуйте, Антон Федорович! — с опозданием откликнулся на приветствие местного географа помощник Кондратьева и, словно спохватившись, что не упомянул в приветствии своего начальника, тут же выпалил:
— Как мы рады вас видеть, Павел Ильич! Очень хорошо, что не задержались... именно сегодня и приехали... А случилось... Ну, это вот... совершенно случайно...
— Да я всего лишь ногу подвихнул, — нашелся Потапенко. — Так что все в порядке!
— В порядке, говорите? — голос Кондратьева прогремел так громко, что прокатилось по горам эхо. — И это называется «в порядке»? Вижу, в пещеру полезли!
— Вообще-то мы не дети малые, чтобы лазать везде да бедокурить! — не сдержался Потапенко. — Кто сможет сидеть сложа руки, когда их товарищи...
— А-а-а... Точно полезли! Вот вам и урок! — выпалил Кондратьев, перебивая местного археолога. — А вам, Федор Алексеевич, не к лицу роль... Вергилия! Вы же — уважаемый историк, этнограф... наконец — публицист! Читал вас... пишете убедительно. Но вот не надо... убеждать-переубеждать участников экспедиции! Я — за них отвечаю!
Он сосредоточенно потер переносицу своего довольно солидного, с горбинкой, носа, будто выдавливая через него роившиеся в голове мысли и добавил уже более спокойным тоном:
— Вот что мне с вами делать? А? Только уехал, а тут — новое несчастье!
— Да какое там несчастье, Павел Ильич! — начал успокаивать по долгу службы его зам Скорожитовский. — Ведь сказал же Федор Алексеевич, что всего лишь подвернул ногу... Нет там перелома.
— Хорошо! А идти он сможет?
— Да если что — мы поможем! — продолжал тот. — Вы лучше присядьте да расскажите, как там, в Санкт-Петербурге... Разрешили продолжить экспедицию?
— Спасибо скажите, что не отправили меня на гильотину! — парировал Кондратьев. — Да вот в ножки поклонитесь господину Старожилову за то, что рядом со мной стоял да прощение выклянчивал! Иначе...
Оратор замолчал, в общем-то, и сам не зная — а что было бы «иначе».
— Конечно-конечно, подражая ему в подобных ситуациях, промолвил громко и отчетливо его зам. — Мы все это отлично понимаем! И в будущем...
— Ладно, давайте присядем да подумаем, что делать дальше, правильно, Антон Федорович? — обратился он к своему провожатому, так и стоявшему до сих пор за его спиной. — Покумекаем, как говорила моя бабушка Варвара Федоровна.
И — уже ко всем:
— Вижу, с характером Дивья пещера! Да еще с каким! И знать, там не только два яруса, как вот высказался наш коллега, — при этих словах он посмотрел на Старожилова, — а... может, и больше! Думаю, подземным рекам поменять свое русло — раз плюнуть!