Прощай Багдад
Шрифт:
— Честно говоря, не представляю. Я ведь и в Москве-то была всего два раза, — с сожалением произнесла Лена. — Да и то с родителями и проездом.
— Тогда приглашаю вас в Багдад! — торжественно произнес Ахмед и осторожно взял ее за руку.
— Ага, только сегодня уже поздно, так что придется отложить поездку до завтра, — насмешливо проговорила девушка и сменила тему: — А у вас есть братья и сестры?
— Да. В Ираке многодетные семьи. У меня два брата и две сестры.
Он увлеченно рассказывал еще какое-то время, потом спохватился:
— Что
Что здесь было рассказывать? Ивацевичи, где она родилась, провела детство и школьные годы, лишь несколько лет назад получили статус города, но так и остались ничем не примечательным белорусским местечком с населением, едва превышающим десять тысяч человек. Ни памятников, ни прочих достопримечательностей — так, точка на географической карте, полустанок, который на полной скорости пролетают поезда, идущие из другой, неведомой жизни — из Варшавы, Праги, Берлина. Отец военный, мать — повар в столовой леспромхоза. Что здесь рассказывать?
Наверное, Ахмед уловил ее нежелание, потому что после нескольких вялых фраз своей спутницы вновь взял инициативу в разговоре на себя и принялся говорить о Вавилоне.
Время летело незаметно, и девушка спохватилась, лишь когда стало совсем темно.
— Ну, мне пора, Ахмед, — проговорила она.
— Да-да, Лена, конечно. Вам куда?
— В общежитие.
— Так мне тоже! — обрадованно воскликнул он.
Они шли по освещенным праздничной иллюминацией улицам и болтали ни о чем. И почему ей было так легко и приятно с этим симпатичным смуглым иностранцем — как ни с одним из ее прежних ухажеров?
Ахмед не позволил себе ни обнять ее, ни поцеловать на прощание. Он даже не попросил ее о новой встрече.
И после этого стал нравиться ей еще больше.
11 октября 1999 года. Багдад
Скучающий чиновник под большим портретом Саддама Хусейна, сфотографированного в военной форме, украшенной всеми мыслимыми и немыслимыми наградами Ирака, поднял голову.
— А, опять вы… — без энтузиазма проговорил он.
— Что по моему вопросу? — с трудом сдерживая дрожь в голосе, спросила Елена.
— Все то же, — он переложил с одного края стола на другой какие-то бумаги. — Выездные визы временно не выдаются.
— Временно? Я прихожу к вам уже пятый раз за полгода! — она едва не сорвалась на крик. — И это вы называете «временно»?
— Мадам э… Аззави, вы вообще-то смотрите телевизор? Слушаете радио? Вы знаете, какая сложная обстановка складывается сейчас вокруг Ирака? Вы слышали последнее заявление Клинтона?
«Только в изложении иракского телевидения», — едва не сорвалось с языка Лены. Вместо этого она сказала:
— Так, может быть, вы посоветуете, что мне делать?
Зазвонил телефон. Ее собеседник снял трубку и, послушав несколько секунд, ответил:
— Нет-нет, я свободен. Сейчас подойду. Да, буквально через пару минут.
Он не спеша, явно играя на ее нервах, набрал
— Хасима нет? А где он? Хорошо, я перезвоню, — он положил трубку.
— Так, может быть, вы посоветуете, что мне делать? — повторила Елена.
— Посоветую. В трудное время вы должны быть со своей страной, мадам Аззави, — холодно сказал чиновник и, не глядя больше на женщину, демонстративно посмотрел на свои массивные часы, циферблат которых был украшен портретом Саддама Хусейна.
«Это не моя страна! — хотелось закричать ей. — За двадцать с лишним лет она так и не стала моей! После того, как единственный человек, который связывал меня с ней, умер, что может удержать меня здесь?! К тому же ты прекрасно знаешь, что у меня российский паспорт!»
Внезапная мысль пронзила ее. Намекнув на «сложную обстановку», он, сам того не желая, дал ей понять, что может случиться в недалеком будущем. После высылки из страны инспекторов ООН Саддам Хусейн в любую минуту ожидает нового удара американцев. И тогда все иностранцы, находящиеся в Ираке, могут опять быть задержаны, чтобы, в случае необходимости, сыграть роль «живого щита» для промышленных и военных объектов страны. Такое уже было — восемь лет назад перед началом войны в Персидском заливе. Так вот почему они прекратили выдавать выездные визы! А ты, зная истинную причину этого, еще лицемерно взываешь к моему патриотизму!
Это — замкнутый круг. Помощи просить не у кого. Для них я, получившая в посольстве российский паспорт, — иностранка, для Корнеева — всего лишь переводчица, одно время работавшая в «Машэкспорте» по местному найму, как любая арабка-уборщица. Отношения с семьей Ахмеда полностью прекратились: его отец всю вину за случившееся возлагает только на нее. Единственный, кто мог бы помочь, Тарик, отправившийся по делам фирмы в Италию, стал невозвращенцем.
— Благодарю вас, — Елена Аззави повернулась и вышла из кабинета.
10 ноября 1976 года. Минск
Через три дня они встретились в студенческой столовой.
Выстояв получасовую очередь и расплатившись в кассе, Лена отошла на два шага, чтобы не мешать следующему, и принялась глазами отыскивать свободное место в битком набитом помещении.
Неожиданно она заметила, что кто-то машет рукой с углового столика, пытаясь привлечь ее внимание. Это был Ахмед. Она кивнула и, балансируя подносом не хуже циркового эквилибриста, направилась в его сторону.
— Привет!
— Привет! Садитесь, Лена, я уже закончил, — ответил он и помог разгрузить поднос со стандартным набором из полпорции борща, шницеля с картошкой и компота.
Она села на его место. Ахмед наклонился к ней и тихо, чтобы не слышали ее соседи за столом, произнес:
— Знаете, я очень хотел снова увидеть вас.
«И я тоже», — подумала она.
— Что, что вы скажете? Мы можем встретиться?
— Все-таки хотите научиться танцевать по-нашему? — пошутила Лена.
— Нет, хочу увидеть вас.