Прощай Берлин
Шрифт:
Пока не приходится вырывать друг у друга кусок мяса, чтобы прокормиться — нашей стае и такой вожак подходит. Но случись какой экстрем, не знаю, выдержит? Ведь истинный вождь мыслит иначе и обладает очень важным, на уровне инстинкта, качеством — готовностью пожертвовать жизнью ради своих. Конечно, можно поспорить на тему: кто такие, эти «свои», но Павел, по моему глубокому убеждению, будет спасать самого себя, в первую очередь. Он прекрасный охотник, быстро реагирует, может детально продумать тактическую операцию, а нам нужен стратег…
— … да ты меня не слушаешь, Катрин! Ты все еще про дурака Ноя мечтаешь?
– А?.. Да при чем здесь Ной? — я возвращаю в фокус расплывшееся Мишкино лицо. — Просто я хотела сказать, что такие случаи в истории человечества
– Ага, спаслась кучка счастливчиков, каждой твари по паре, и мир снова заселился гомо сапиенсами! Какая прелесть!
– Именно. Возьми ты любую мифологию, вот хоть египетскую. Неизвестно откуда, с неба, явилась девятка богов, Великая Эннеада, как потом ее назвали, основала город Гелиополь. У богов было знание, невиданно мощные технологии, они научили людей разным ремеслам, дали жрецам письменность, астрономию, математику, законы, цивилизацию. У Озириса был такой приборчик, Око Уаджет, который зеленым лучом убивал чудовищ и плавил горы — это ж просто описание лазера! А все их погребальные обряды, саркофаги. — это же подготовка к анабиозу, или, если хочешь, криогенная заморозка. Потом, посмотри, во всех мифологиях были карлики, они жили под землей, как мы, у них был свет, ярче солнечного, чем не электричество? Всякие чудесные умения. А мы что, хуже? У нас сохранились компьютеры, на них бездна инфы, есть медицинское оборудование, мы найдем другие машины, оружие. Вот сейчас панков выучим, они же способные ребята. Нам надо совсем немного продержаться, пока наверху ядерная зима кончится…
– Ты сама-то понимаешь, что сказала? — его голос дрожит от сдерживаемой боли.
– А что такого я сказала?
– Даже если и так, даже если мы здесь самое худшее переждем и сможем ходить по земле, зачем мы будем жить? Скажи мне: ЗАЧЕМ? Чтобы кучка дикарей или обезьян мифы о нас сочиняла? Ты уже себя второй Изидой видишь?
— Да поди ты к черту! Какая еще Изида?
— А я вот думаю, что никакой цивилизации больше не будет. Никогда уже не будет! В лучшем случае, нам пещерный матриархат светит. Одичание, вот что нас всех ждет. И будешь ты, подвывая, как самая старая и мудрая баба в племени, скакать, с бубенчиками вокруг костра. Вот что будет… Если нас за месяц не нашли, то все уже… Связи нет, значит одни мы. И не надо себя восстановлением цивилизации обманывать… Спасибо тебе, Катрин, за поддержку, извини, что сорвался.
Несколько секунд я смотрела на закрытую дверь, о которую впору было колотиться головой. Но меня как будто разбил паралич. Весь месяц, каждый день, ежечасно, я отгоняла осознание полного тупика нашей жизни. А вот сейчас Мишка по самую макушку окунул меня в ее ослепляющую бессмысленность. Ужас, какого я не испытывала никогда в жизни, клейкой лентой стискивал внутренности. Если сейчас чтонибудь не снимет с меня эту липкую панику, я сойду с ума, уползу в угол, навсегда забуду человеческие слова, вечно буду скулить… И тут во мне стал раскрываться вулкан ярости. Агрессивное дикое бешенство из животной глубины выплескивалось наружу, жаром выжигая страх, бурлило в артериях и било в голову. Этот жар заставил меня резко взмахнуть рукой и ударить по столу, как будто это был некто ненавистный, против кого была направлена моя ярость.
Я как будто со стороны смотрела, как рассыпанные кнопки, по которым я и ударила со всей силы, отваливались от ладони, медленно, не оставляя ни малейшего следа. Даже красных точек.
Дверь отворилась, пропуская Димона.
— Ого, тренируешь «железную рубашку»? Вижу, что не без успеха! — его голос был как всегда полон оптимизма. — Может только начинать надо с чегото менее острого?
— Ух ты, что это… было?.. Ты видел? Так же не может быть? — моя рука теперь тряслась как в ознобе.
— Так ты тренировалась или нет? — Димка растирал мою руку, с только ему присущим умением снимать напряжение.
— Да ничего я не делала! Я понятия не имею, что это было. Сначала меня Мишка до одури испугал, а потом я до одури же разозлилась…
— … и спонтанно вошла в состояние
— А, ну это с чем-то боевым связано?
— Не совсем, но… Берсерки, кстати, тоже самое состояние практиковали — неуязвимость голой кожи. Они же без доспехов дрались, а ранить их было невозможно, если концентрацию не теряли. Ну, в целом — поздравляю, серьезное достижение. Я пока так эффективно не могу. Кстати, чем же Мишаня так тебя перепугал?
— Он сказал, что мы все одичаем… — при этих словах я опять почувствовала как навстречу наползающему липкому страху открывается бурлящее огненное жерло.
— О! Вот, не упускай, не упускай переход! — зашептал Димка. — Запомни! Может когда-то это тебе жизнь спасет!
Глава 6
Наши панки умнее танков (111 день после часа Х)
Я проснулась от неистового собачьего лая и злых мужских голосов. 7:17 утра? Так рано в нашем подземелье, за исключением дежурных по кухне, никто не поднимался, а официальное время завтрака было с 9:30, тогда все и подтягивались в столовую.
Маркиз лежал на куче камуфляжа, всем своим видом укоряя: «ясно, как я голодный, мяукаю, никого это не волнует, хоть всю тебя истопчи, ни за что не добудишься, а стоило комуто заорать и залаять, так ты мигом вскочила!..»
— Ладно, мохнатик, сегодня получишь тунца вне очереди! — сказала я, вытягивая изпод волосатой тушки брючину. Хорошо, что тут есть не только «пустыня» и «лес», а «зимний цифровой» тоже. Дымчатая шерсть на серой расцветке почти и не видна…
Осторожно приоткрыв дверь я увидела, как из комнаты напротив в такую же узкую щелочку таращили глаза наши французы: Бьянка и всклокоченный Анри. Экшен происходил в самой середине бункера, и если я хотела узнать, что же случилось, мне надо туда. Высунув голову за дверь, я увидела, как посреди нашего «центрального проспекта», Глеб тащил упиравшуюся собаку. Она все время оглядывалась, порывалась броситься назад, залаять, но он крепко держал за ошейник, и что-то тихо ей говорил, продвигаясь к столовой. Встретившись со мной глазами, на немой вопрос: «Что там такое?», Глебушка скорчил совершенно невозможную гримасу, истолковать которую мне не удалось. Она выражала полнейшее недоумение, злость, восхищение, тревогу и даже страх, а возмутители спокойствия, сгрудившись возле входной двери в бункер, были полностью поглощены спором и голоса их звучали еще громче.
Я не могла понять, какую из из полуодетых панкушек — Марию или Анетту распекают, потому что рыдали они обе. Благообразный обычно Детлеф был потен, красен, как вареный рак, и мыча, пытался чтото сказать, а босой Жан-Клод, очень живописно замотанный в простыню едва успевал переводить на немецкий слова, которые бешено выплевывал Павел.
— Сколько уже они отсутствуют? Как вы договорились? Вы должны были идти с ними! Вы же были полицейским. У вас должен быть хоть какой-то опыт!..
— 7:27 утра, вы в курсе? Орете… всех перебудили… — мой голос звучал нейтрально, однако девицы почему-то прекратили рыдать, а Павел замолчал, и Жан-Клод с шумом выдохнул воздух.
В это время из-за турецкой баррикады, которая полностью перегораживала коридор до самого потолка, оставляя узкий проход возле стены, появилась невероятно комичная процессия: сначала вышел мужик среднего возраста, одетый в пустынный вариант камуфляжа. Поскольку мы турок почти не видели за своей баррикадой они полностью нас игнорировали то все они были на одно лицо, а имена и вовсе неизвестны. Кивнув приветственно головой и буркнув по-турецки, он, бросая на нашу группку хмурые взгляды, прошествовал по направлению к продуктовому складу. А вслед за ним в проходик, протиснулись еще три фигуры, толкающие тачку. Они тоже были в камуфляжных штанах песочной расцветки, куртках, но так же и в чадрах, естественно, из той же ткани. Вся четверка степенно скрылась за дверью. Это было настолько комично, что даже суровая складка на лице Павла разгладилась.