Прощай ХХ век (Память сердца)

Андреева Татьяна Александровна

После этого нас всех попросили встать в круг, и прямо в зале мы, вперемешку с греками, вместе еще раз цепочкой прошли под музыку «Сиртаки».

Конец вечера был немного испорчен тем, что ободренные моим успехом две пермские, не очень трезвые девушки сами вылезли на сцену и попытались изобразить греческий танец. Организатор вечера вежливо вывел их и усадил на прежние места. В зале присутствовала еще группа японцев, которые по своему обычаю все время все и всех фотографировали.

Из Пирея мы ездили в Афины, столицу Греции, город древней богини мудрости и познания, Афины Паллады. Честно говоря, приехав в центр Афин, к священной скале Акрополя, увенчанной прекрасным храмом Парфенона, я боялась разочароваться, развеять свои детские романтические представления об этом древнем месте. К счастью разочарования не произошло. Как некогда великий русский писатель, Иван Бунин, я думала, каков он, Акрополь? Как И. Бунин, взглянув на «желтый голый холм, воедино слитый с двадцатипятивековым

остовом Акрополя», я впервые в жизни всем существом своим ощутила древность! «Боже, как все это просто, старо и прекрасно!», писал он. Какая нежная и точная поэзия звучит в его описании «сине-лилового пламени неба, налитого между руинами храмов, между золотисто-обожженным мрамором колоннад и капителей, между желобчатыми столпами» бесподобной «красоты, мощи и стройности». Он писал эти строки и ощущал бессилие подобранных слов, потому что они не вмещали эту красоту! Лучше и не скажешь, поэтому с такою силой отозвались они в моей душе!

Конечно, Акрополь и Парфенон выглядят уже не так, как было во времена Ивана Бунина, потому что толпы людей, ежедневно в течение многих десятков лет посещающие эти места, оставляют не только невидимый глазу отпечаток на этой божественной красоте, но наносят ей и вполне ощутимый урон. Если бы предусмотрительные служители этого памятника культуры не подвозили еженощно несколько тонн гравия к Акрополю и на его дорожки, не разбрасывали бы мелкие «обломки храма» у подножия Парфенона, туристы давно разнесли бы все по камушку, оставив после себя голое место. Я сама видела, как некоторые «незаметно» прихватывали один другой «кусочек старины» на память. Если с этой бедой еще можно справиться, то другая более страшная опасность угрожает знаменитому архитектурному ансамблю постоянно, это — рост современных Афин, кольцом охватывающих Старый город с тихими кварталами Плаки и Агоры. Это — рост количества автомобилей, появление новых промышленных предприятий, которые уже загрязнили воздух так, что над белоснежными Афинами часто висит смог. Этот смог разъедает даже мрамор, поэтому статуи богов и греческих героев, стоявших в нишах Парфенона, давно заменили гипсовыми копиями, а подлинники убрали в запасники Археологического музея Афинской Агоры.

Гуляя в центре Афин, мы любовались знаменитым ансамблем зданий Университета, Академии и Национальной библиотеки. Построенные в девятнадцатом веке они очень напомнили похожие здания в Ленинграде, только цвет домов в Греции, да и во всем Средиземноморье преобладает белый, отражающий солнечные лучи. Мы побывали в Археологическом музее, где широко представлены исторические находки, в основном прекрасные мраморные статуи. Среди них были и древние надгробья, и статуи греческих богов. Особенно запомнилась огромная фигура грозного бога морей Посейдона, потрясающего трезубцем, недавно извлеченная из морских глубин недалеко от побережья Эгейского моря. Статуя была медная, а не мраморная, как обычно, она вся позеленела от времени и от воды, и имела довольно суровый вид.

Перед отходом из Пирея мы успели съездить на скалистый берег Эгейского моря к живописным развалинам храма Посейдона. Ах, не зря мы в последние дни своего путешествия в Афины познакомились с этим грозным божеством! Мы покинули Грецию вечером, а ночью, когда вышли в Эгейское море, начался ужасный шторм. Должно быть, Посейдон разгневался на нас за то, что мы не поверили в его могущество и нагло пытались прикоснуться к его воинственному трезубцу.

До этого случая шторм в Средиземном море захватывал наш пароход пару раз, но более двух-трех баллов не достигал. Некоторые и при таком волнении вод лежали в лежку и страдали от морской болезни. Мне это казалось странным, потому что я с детства привыкла к морю и на таком крупном пароходе небольшой качки вообще не ощущала.

На этот раз все было по-другому. В шторм мы входили постепенно. Я сидела за барной стойкой и болтала с молоденькой барменшей, которая радовала меня одесскими байками и красотами одесского жаргона. Качка становилась все ощутимее, и зал около бара постепенно опустел. Бармены смотрели на меня с удивлением, потому что я чувствовала себя нормально и даже пила вино. Тут я начала хвастаться, что с детства приучена к морской волне и ничто меня не возьмет. Без предупреждения все, что было у меня в желудке, подступило к горлу. Я бегом бросилась в каюту и застала там печальную картину — мои девчонки лежали на койках и стонали на разные голоса, а все кругом было испачкано тем, что они съели на ужин. От одного запаха я побежала в туалет и присоединилась к остальным. К чести своей могу сказать, что я оправилась от морской болезни сразу. У меня даже хватило сил вытереть пол и вымыть туалет. Обессилев, я тоже легла в постель. Качало так, что мы вместе с койками принимали вертикальное положение, а затем обрывались и падали вниз головами вместе с падающей волной, при этом наш пароход скрипел по всем швам. В иллюминаторы ничего не было видно кроме темноты и заливающей все воды, от которой нас отделяла только тонкая металлическая стенка парохода…

На другой день мы узнали, что попали в девятибалльный

шторм, а это один из самых сильных и опасных штормов! Зимой в Эгейском море такие случаи не редки, но обычно, получив предупреждение, суда не выходят из портов в такую погоду. Мы попали в эту историю неожиданно, а может быть, никто не рассчитывал, что волнение будет такой силы. Как ни странно, я не испугалась, напротив, меня разбирало любопытство, что же будет дальше. По-видимому, когда вокруг происходят ужасные события, которые могут закончиться гибелью, страх у меня отключается. Наоборот, хотелось выйти на палубу, и посмотреть, какой высоты волны, хотя и так было понятно, что огромные. Шторм закончился только под утро, и я выползла, чтобы убедиться в том, что все обошлось без потерь. Все оказалось нормально, кроме того, что команда целый день отмывала пароход от последствий. Что тут скажешь? Повезло нам, вологодским! Перед самым утром мы вышли к проливу Дарданеллы, соединяющему Эгейское и Мраморное моря.

Этот шторм не дал нам, удаляясь от Греции, издали бросить взгляд на Трою, Олимп и Холмы Ахиллеса. В темноте, миновав Мраморное море, мы вошли в узкие, похожие на ущелье Дарданеллы. Рано утром все побежали на палубу смотреть, как медленно плывут мимо кровли и купола Стамбула. В серовато-синем свете я искала и нашла громаду Айя-Софии, священного места как для христиан, так и для мусульман всего мира. Когда-то этот христианский храм возвышался в центре столицы православного мира, в Константинополе, могущественный снаружи и украшенный внутри великолепными изваяниями, картинами и мозаиками. Очень точно описал Айя-Софию И. Бунин, который считал, что этот храм «представляет собой одно из чудес света, древне-приземистый, первобытно-простой огромный и единственный на земле по легкости». Турки, завоевавшие Константинополь, переименовали его в Стамбул. Они оголили храм, в соответствии со своей религией, но не уничтожили его, а «окружили четырьмя величественными белыми минаретами», стрелами, уносящимися ввысь, заменили крест на вершине купола полумесяцем, и превратили Софию в мечеть Айя-София, которую они свято почитали, и откуда обращали свои молитвы к богу. Впоследствии Ататюрк, знаменитый правитель Турции, закрыл эту мечеть и сделал из нее музей.

В утреннем тумане мы проплыли мимо останков древних стен Византии и дворца царя Константина и вошли в извилистый пролив Босфор, открывающий нам путь в Черное море. С чем сравнится радость людей, почти месяц оторванных от дома, проплывших по океану и морям тысячи километров и осознавших, что очень скоро они вернутся в свою страну, в свой город и к своим родным. А каков самый простой способ, которым может выразить свою радость русский человек? Все бросились собирать остатки спиртного из запасов, разрешенных к вывозу за границу. Праздновали возвращение больше суток. Так что не заметили, как подошли к порту Одессы. А там и берег, таможня, и, наконец, привычный поезд, уносящий нас в родную Вологду!

Мы вернулись домой 8 марта, в международный женский день, поэтому еще осталось немного времени, чтобы прийти в себя после столь долгой и насыщенной поездки. Во всех странах, в которых мы останавливались, мне приходилось много переводить, и мне казалось, что мои подопечные почерпнули из этой поездки много полезной информации и привезли домой массу впечатлений. Ведь кроме всего прочего, они снимали многое из увиденного нами, фотоаппаратами и кинокамерами. Каково же было мое удивление, когда месяца через три после нашего расставания, ко мне домой приехали мои доярки с просьбой рассказать, где мы были, потому что их все время спрашивают, а они не знают, что говорить. Я, конечно, усадила их на диван и прочла им свои краткие записи о нашем путешествии. Жаль, что через многие годы, после переезда в мамину квартиру, я потеряла эти записки и теперь написала только то, что запомнилось ярче всего, и так, как оно вспомнилось.

В этой истории радует, то, что девочки-доярки все-таки хотели знать, где они побывали, и запомнить, чтобы передать свои знания другим. Теперешние путешественники любого уровня незнаний вряд ли озаботились бы такими мелочами.

Глава 9

Семья, дочь — моя главная жизнь. Оксфорд

До сих пор я ни строчки не написала о любви, а только о дружбе, которой так богата моя жизнь. Я не хочу писать о своей любви к мужчине, к мужу, выставлять ее напоказ. Расскажу лишь о том, что ей предшествовало. Многие годы я мечтала о любви, ждала ее, но не искала, и, возможно, поэтому она долго не приходила ко мне. Я только недавно поняла простое правило, чтобы что-то получилось, нужно очень сильно этого захотеть. В моем сознании, воспитанном на великой русской литературе девятнадцатого века, любовь была неотделима от брака. А вот замуж-то я идти боялась и не хотела. По разным причинам — наблюдая неудачные браки своих друзей и знакомых, не имея собственного угла, боясь ошибиться в выборе избранника, не имея большого выбора, желая быть свободной и построить свой мир, свою собственную независимую жизнь. Последнее звучит немного не женственно, ну что ж, не все женщины одинаковы. Видимо надо было захотеть выйти замуж, чтобы встретить свою любовь.