Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира

Кларк Грегори

Несомненно, в грядущие столетия человечество столкнется со множеством сюрпризов, но экономическое будущее по большей части не является неизвестной и экзотической страной. Мы уже видим, как живут богатые, и их нынешний образ жизни самым непосредственным образом показывает, как в конце концов будем жить все мы в случае продолжения экономического роста [3] . Любой, кто посещал, например, Британский музей или Сикстинскую капеллу, мог заранее прочувствовать грядущую волну туризма, которая захлестнет наш мир после еще нескольких десятилетий мощного экономического роста [4] . Даже свойственные лишь богатым людям потребности в уникальных и индивидуализированных туризме и кухне сейчас удовлетворяются

в промышленных масштабах.

3

Так, когда Билл и Мелинда Гейтс в 2002 году ожидали третьего ребенка, они расширили свой дом с учетом возросших потребностей в пространстве до нынешних 50 тысяч квадратных футов.

4

Например, крупной экспортной отраслью Новой Зеландии сейчас является обслуживание туристов.

Подобно тому как жизнь богатых предсказывает наше будущее, так и наша нынешняя жизнь уже прочитывалась в образе жизни маленькой богатой элиты доиндустриального мира. Удовольствие современного американского жителя пригородов от обладания своим первым внедорожником в точности повторяет ту радость, с какой Сэмюель Пепис, богатый лондонский чиновник, в 1668 году приобрел свой первый экипаж [5] . При осмотре воссозданных вилл Помпей и Геркуланума, законсервированных во времени в день извержения Везувия в 79 году н. э., мы видим дома, в которые с удовольствием въехал бы любой зажиточный американец: «Очаровательный дом с высокими потолками, внутренним двором, большим залом, изысканными мозаиками, фонтаном в саду и видом непосредственно на Везувий».

5

Pepys, 2000, November 28, 1668.

Поэтому я не собираюсь извиняться за свою зацикленность на доходах. В долговременном плане доход куда сильнее сказывается на формировании образа жизни, чем любая идеология или религия. Никакой бог не призывает своих почитателей к исполнению их благочестивого долга более решительно, чем доход, скрыто направляющий течение нашей жизни.

МАЛЬТУЗИАНСКАЯ ЛОВУШКА: ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ ДО 1800 ГОДА

Первая треть нашей книги посвящена элементарной модели экономической логики, свойственной всем обществам до 1800 года, показывая, как эта модель согласуется с историческими фактами. Эта модель требует лишь трех базовых предположений, может быть представлена графически и объясняет, почему технологические достижения привели к улучшению материальных условий жизни лишь после 1800 года.

Решающим фактором были темпы технического прогресса. Пока технология развивалась медленно, материальные условия не могли улучшаться постоянно, даже в случае значительных совокупных успехов в технологии. О темпах технического прогресса в мальтузианской экономике можно судить по темпам роста населения. Как правило, темпы технического прогресса до 1800 года были существенно ниже 0,05 % в год, что примерно в 30 раз меньше современного уровня.

В этой модели экономика людей в эпоху до 1800 года оказывается не более чем естественной экономикой всех видов животных, и факторы, определяющие условия жизни людей, являются теми же факторами, которые определяют условия существования животных. Мы называем такую модель мальтузианской ловушкой, поскольку ее ключевая идея была высказана преподобным Томасом Робертом Мальтусом, который в своей книге 1798 года «Опыт о законе народонаселения» сделал первый шаг к пониманию логики этой экономики.

В мальтузианской экономике до 1800 года экономическая политика была перевернута с ног на голову: теперешнее зло тогда было благом, а благо — злом. Такие бичи современных несостоятельных государств, как войны, насилие, беспорядки, неурожаи, развал общественной инфраструктуры, антисанитария, до 1800 года были друзьями человечества. Они снижали демографическое давление и повышали материальный уровень жизни. И напротив, излюбленная политика Всемирного банка и ООН — такая, которая обеспечивает мир, стабильность, порядок, налаженное общественное здравоохранение,

пособия для бедных, — была врагом процветания. Она приводила к росту населения, из-за которого общество беднело.

РИС. 1.2. Охотники-собиратели из племени нукак, обитающего в колумбийских тропических лесах

РИС. 1.3. Сэр Джошуа Рейнольде. Семейство Брэддилл. 1789 год. Уилсон Гейл-Брэддилл был депутатом парламента и камер-юнкером принца Уэльского

На первый взгляд заявление об отсутствии материального роста до 1800 года кажется абсурдным. На рис. 1.2 мы видим представителей племени нукак из современных амазонских джунглей — голых охотников-собирателей, обладающих самыми примитивными пожитками, а на рис. 1.3 — богатое английское семейство Брэддилл, изображенное во всем своем блеске сэром Джошуа Рейнольдсом в 1789 году. Неужели можно утверждать, что материальные условия жизни были в среднем одними и теми же во всех обществах?

Однако логика мальтузианской модели подтверждается эмпирическими фактами доиндустриального мира. Хотя еще задолго до промышленной революции малочисленная элита вела роскошный образ жизни, средний человек в 1800 году жил не лучше, чем его палеолитические или неолитические предки.

Мальтузианская логика, разбираемая в нашей книге, также раскрывает решающее значение контроля за рождаемостью для материальных условий жизни до 1800 года. Все доиндустриальные общества, об уровне рождаемости в которых у нас имеется достаточно данных, тем или иным способом ограничивали рождаемость, применяя для этого самые различные механизмы. Благодаря этому уровень жизни в большинстве обществ до 1800 года был существенно выше уровня чистого выживания. Вот почему уровню жизни африканцев было куда падать в годы, последовавшие за промышленной революцией.

Немалое значение имели также условия смертности, и в этом отношении европейцы были счастливыми людьми, живущими в грязи, над собственными фекалиями, которые в таких городах, как Лондон, скапливались в выгребных ямах. Благодаря неразвитой гигиене в сочетании с высоким уровнем урбанизации и соответствующими жилищными проблемами доход на душу населения в таких странах, как Англия и Нидерланды XVIII века, был достаточно высоким. Японцы с присущим этому народу стремлением жить в чистоте могли обеспечить своему многочисленному населению весьма низкий уровень материального достатка, и потому они были обречены жить на куда более низкий доход.

Поскольку человеческое общество управлялось теми же законами, которым подвластны сообщества любых животных, человечество в мальтузианскую эру подчинялось естественному отбору, продолжавшему действовать даже после возникновения оседлых аграрных обществ, созданных произошедшей около 8 тыс. лет до н. э. неолитической революцией, которая превратила охотников в оседлых земледельцев. Дарвиновская борьба за существование, формировавшая природу людей, не завершилась с неолитической революцией, а продолжалась вплоть до промышленной революции.

В Англии мы находим убедительные свидетельства существования в 1250–1800 годах разных типов выживания. В частности, экономический успех самым непосредственным образом сказывался на репродуктивном успехе. У самых богатых людей было вдвое больше выживших детей, чем у самых бедных. В беднейших семьях мальтузианской Англии выживало так мало детей, что эти семьи вымирали. Соответственно, доиндустриальная Англия представляла собой мир непрерывной нисходящей мобильности. С учетом статичной природы мальтузианской экономики многочисленным детям богатых людей в среднем приходилось спускаться на более низкие уровни социальной иерархии, чтобы найти работу. Сыновья ремесленников становились рабочими, сыновья купцов — мелкими торговцами, сыновья крупных землевладельцев — мелкими землевладельцами. В силу этого черты, впоследствии обеспечившие экономический динамизм, — терпение, трудолюбие, смекалка, изобретательность, образованность — биологически распространялись на все слои населения.