Прощай, полуостров! Она
Шрифт:
– Хорошо.
Дарина послушно отправилась на чердак. Почему бы и нет? Она поняла, что готова праздновать, что может открыть сердце, что тоска отступила и позволит ей повеселиться. Она заглянула к отцу и спросила:
– Папа, ты купишь елку?
– Елку? – Корсаков удивленно взглянул на дочь. – Ах, да. Новый год. Ты хочешь елку?
– Да, очень!
– Хорошо, скажу ребятам чтобы притащили тебе самую лучшую.
– Спасибо, пап! – воскликнула Дара и, уходя из кабинета отца, столкнулась с дядей Сашей.
– Здравствуйте, – пробормотала она.
– Привет, Даринка! – весело воскликнул он, провожая взглядом убегающую девочку. – Растет!
– Растет, –
– А просо так! – улыбнулся Сашка. Предпраздничное настроение у меня.
– Не рановато? – Борис не верил в беспричинное веселье. «Что-то тут неладно», – немедленно закралась мысль.
– Боря, Боря весь ты в работе. Давай посидим вечерком, выпьем коньячку, поговорим по душам.
– Если есть такая потребность, я всегда поддержу тебя, друг мой, – ответил Борис Владимирович.
– А может, прямо сейчас и начнем? Дело к вечеру уже. Бросай ты все, сейчас нет ничего важного. Я все проверил, перетер с ребятами.
– Да? – Корсаков вышел из-за стола и достал из бара бутылку коньяка. – Присаживайся, брат, – указал он на мягкое кресло. – И о чем ты перетер с ребятами? – Корсаков изо всех сил старался выглядеть добродушным, когда разливал коньяк по бокалам, но друг слишком хорошо его знал, и от Саши не могли ускользнуть металлические нотки в голосе Бориса.
– Да расслабься ты. Дело у нас общее.
Корсаков улыбнулся, и улыбка получилась искренней. Саша хлебнул из бокала, по всей видимости, далеко не первую порцию, потому что доверительно сказал:
– Вот от этой твоей подозрительности нет спасения. Люди боятся делать дела с тобой.
– Не вижу в их страхе ничего плохого для меня.
– Можно ведь и по-другому договариваться, Боря. Вот меня, вроде, не так боятся как тебя, а иной раз я убедить могу кого-то намного лучше. Страх не всегда хороший советчик. Конкуренты они ведь как звери перепуганные, будут кусаться и поди такого присмири. А если он лежит, как кот разнеженный, и не волнуется ни о чем, вот тогда можно брать его голыми руками.
– А зачем он мне нужен? Делить с ним прибыли?
– А затем, что не хотят люди работать из-под палки.
– Очень даже работают.
– Но намного более эффективно они работали бы, будь они совладельцами бизнеса. И прибыли бы наши возросли и потери уменьшились бы. Много чего мы не можем просто захватить, выгнать всех и самим дела вести. А ежели к этим людям подход найти, поговорить по душам, войти в долю, вот тогда всем было бы хорошо.
– А мне не надо, чтобы хорошо было всем.
«Зачем мне, – думал Корсаков, – позволять кому-то иметь деньги и власть? Это ослабит меня. Доходов лично мне и так хватает, а кому не хватает, это не мои проблемы».
– Тебе плохо, Саша? – вкрадчиво спросил Борис.
– Я не том, Боря. Мое внутреннее чутье подсказывает мне, что придет конец нашей жизни. Что надо что-то менять. В ведении дел, в отношениях с людьми.
– С каких это пор ты заделался таким демократом? Помнится, как собственноручно топил того несговорчивого хозяина винного магазина в его же бочке с вином.
Саша хлебнул коньяку, вспоминать прошлое ему явно было неприятно.
– Хочется забыть, кто ты? Откуда вылез? Думаешь, получится у тебя начать все с белого листа? Стать благородным Робином Гудом? Вот Борька – злодей, не перевоспитался, так и остался душегубом. А я стану честным бизнесменом. Только бизнес-то свой получил ты таким же способом. Хоть десять раз нацепи на себя личину добродетели, ты тот, кто ты есть – бандит.
– Ты сердишься, что ли,
– Вовсе нет. Даже рад, что увидел твое настроение. Пользуясь случаем, хочу спросить, как там дело обстоит с отводом земли? Уж месяц прошел, а я что-то не увидел на своем столе разрешения на строительство.
– Там такое дело, – замялся Саша, – уперся эксперт, как баран. Земля там непригодна для строительства, какие-то подземные воды…
– И что, месяц упирается? – удивился Корсаков.
– Да. Как я только не уговаривал его, такие деньги носил… принципиальный какой-то.
– Чего? Ты что, брат, не можешь решить вопроса с каким-то слюнтяем? До этого тебя довела твоя новая жизненная философия? – казалось, Корсаков сейчас рассмеется – так весело звучал его голос.
– Да я разберусь, – промямлил Сашка.
– А знаешь, что? Приходи к нам на новогодний ужин. В эту ночь случаются разные чудеса. – предложил Корсаков.
– Друг! – Саша, хлебнув еще коньяка, расчувствовался. – Спасибо тебе за приглашение. Как в старые добрые времена. Обязательно приду.
– Вот и славно. А теперь иди-ка ты домой и поспи.
Глава 13
Дом Корсаковых принарядился к празднику и разважничался. У него была самая высокая и нарядная елка, наверное, елку выше можно было увидеть только где-то в лесу. Была, правда, еще та, что стояла в центре города, собранная из многих небольших елок, но игрушки здесь были намного богаче и разнообразней. Хозяйская дочка несколько дней мастерила украшения, вырезала снежинки и повсюду их развешивала. Новогодняя ночь обещала быть спокойной, в кругу семьи и близких друзей. Мама Вера готовила без устали всякие вкусности и пекла пироги, и дом наполнился ароматами Нового года: елки, апельсинов и выпечки. Дарина была счастлива. Первый настоящий Новый год в ее жизни: в большом доме, с застольем, фейерверком и главное – с отцом и хорошим настроением. Дара по-взрослому пообещала себе не грустить о маме и не думать каждую секунду о том, что если бы она была рядом… Что толку от этих мыслей?
Мама во-о-он там, у верхушки елки, спустилась с неба, чтобы провести эту ночь вместе с семьей. Она приняла вид ярких бликов от гирлянды, и когда они так дрожат, значит, Люси смеется. У Дары было красивое платье – длинное и пышное, корона и волшебная палочка, и девочка была уверена, что мама любуется своей маленькой принцессой.
Вечером стали приходить гости. Папин друг, дядя Саша, принес Даре огромного плюшевого медведя. Сперва Дарина посчитала, что подарок какой-то детский, но потом прикоснулась к мягкому меху и передумала – обнимать медведя оказалось очень приятно. Дядя Саша был в сопровождении какой-то женщины, которая лишь мельком взглянула на Дару и пошла осматривать дом, он интересовал ее намного больше. Следом пришла папина старая тетушка. Она была почти слепой и нудной, и совсем не обращала внимания на Дарину, но отец питал к старушке нежные чувства, по всей видимости, потому, что, не считая дочери, тетушка была его единственной родственницей в этом мире. Она подарила девочке древний носовой платок, пожелтевший и пахнущий нафталином. Дара вежливо приняла этот дар и незаметно сунула его в буфет. Корсаков пригласил к столу маму Веру, которая с радостью приняла его приглашение, и двоих охранников, единственных кому доверял настолько, чтобы усадить с собой за стол. Он никогда не смешивал работу и дом, но эти двое стали для него почти что семьей, и он чувствовал себя рядом с этими ребятами намного спокойней, чем без них.