Прощайте, любимые
Шрифт:
Сергей, стоявший у противоположного окна, слушал Ольгерда и чувствовал, что каждую минуту может сорваться и наговорить ему мерзостей. Ольгерд, очевидно, уловил во взгляде Сергея нечто такое, что заставило его замолчать.
— Ты не думай, — сказал он после некоторой паузы, — что я захлебываюсь от радостей новой жизни. Просто вспомнилась давняя детская мечта, которая, к сожалению, не сбылась.
— Ты сейчас можешь управлять паровозом? — полюбопытствовал Сергей.
— Конечно, — скупо улыбнулся Ольгерд. — Но теперь я ничего не хочу.
— Так уж и ничего? — подозрительно посмотрел Сергей.
Ольгерд
— Одного хочу — поскорее уничтожить этих гадов. Неожиданный поворот в разговоре поставил Сергея в тупик. Что это? Провокация или чистосердечное признание? Сергей молчал, глядя исподлобья на Ольгерда. А тот ждал, как поведет себя Сергей, и волновался. То снимал форменную фуражку и причесывал белокурые красивые волосы, то ощупывал пуговицы кителя, хотя все они были на месте.
— А где ты так здорово научился немецкому? — равнодушно спросил Сергей, словно перед этим Ольгерд не признался ему в самом сокровенном.
— Был у нас в институте кружок. Читали немецкую литературу в подлиннике, тренировали разговорную речь.
— Готовились? — ехидно улыбнулся Сергей.
— Готовились, — признался Ольгерд и усмехнулся: — Куда же ты направлял стопы, педагог?
— Пойду в путевые рабочие, — ответил Сергей. — Может, заработаю на кусок хлеба.
— Слушай, Сережка, — тепло, по-приятельски сказал Ольгерд. — Конечно, путевой рабочий тоже очень нужный человек. А если бы ты решился пойти повыше. Дело в том, что по заданию генерала — начальника отделения дороги, я сейчас подбираю людей в технический отдел. Как у тебя с черчением?
— Не очень, — солгал Сергей. Он никак не мог отделаться от чувства неприязни к Гороху, которое родилось на перроне.
— Жаль, — искренне произнес Ольгерд. — Там мы с тобой были бы в курсе всех дел на дороге.
— А я не любопытен, — отрезал Сергей.
— Напрасно, — заметил Ольгерд. — Жалею, что разговора у нас не получилось. Не поверил ты мне, и правильно. Как поверить человеку, которого знал только в школе, а теперь встретил в компании фашистского офицера. Ну что ж иди в путевые рабочие. Нам они тоже сгодятся. В конторе можешь сослаться на мою рекомендацию...
Молча спустились они с паровоза, молча вышли из депо.
— Пока, — холодно попрощался Сергей.
— До свидания. — Ольгерд крепко пожал ему руку. — Контора в старом здании. Ну, ни пуха тебе ни пера.
— К черту... — пробормотал Сергей и направился к одноэтажному кирпичному зданию за пакгаузом.
Сейчас он пытался разобраться в том, что произошло, вспомнить еще раз все, о чем говорил Горох, проверить, насколько правильно вел он себя при встрече с этим человеком. Он встретил Ольгерда с офицером. Ну и что ж? Он, очевидно, пользуется у немцев доверием и может советоваться по служебным делам со своим начальством. Такие беседы только укрепляют взаимоотношения и сближают людей. Если Ольгерд действительно наш, то это просто здорово. Во-первых, без пяти минут выпускник московского института и дело свое, конечно, знает, во-вторых, почти свободно владеет немецким, в-третьих, живой энергичный парень. Каким был живчиком, таким и остался. Одно слово — горошек.
Тут Сергей прерывал свои мысли о достоинствах Ольгерда. А что,
А в это время у дома Сергея остановился грузовик. Из кабины степенно вышел Григорий Саввич, постучал из палисадника в окошко, и Александр Степанович, услышав этот стук, заторопился в сени. Вера не слышала разговора, но когда Александр Степанович вернулся, поняла, что он принес какую-то весть для нее, хотя говорил совсем о другом:
— Как думаешь, устроится Сережа?
Вера ответила утвердительно и смотрела в глаза Александру Степановичу, ждала.
— Знаешь, Верочка, — заговорил наконец о главном Александр Степанович. — Ты будешь работать в моей, заготовительной конторе и иногда выезжать в район,
— Зачем? — спросила Вера.
— Для виду сменять тряпки на продукты, а на самом деле для связи с Березняком.
— Это что еще за Березняк?
— Подпольная кличка одного товарища. Ты ему расскажешь все, что тебе сообщат, перед отъездом или в дороге и привезешь его указания. А пока собирайся. Вот у меня кое-что из поношенной одежды нашлось. Сделаешь узелок, получишь у меня временное удостоверение, и в путь.
— Удостоверение настоящее?
— Не беспокойся, подписано самим начальником, скреплено печатью.
К обеду сборы были закончены,
— Садись, поешь на дорогу...
— Без Сережи?
— Вот что, милая моя, — нахмурился Александр Степанович. — Так переживать за своего близкого, как ты переживаешь, никакого здоровья не хватит. Приготовься к разлукам, всегда опасным, которых будет много на твоем пути. А Сережа — он тоже не на посиделках. Такая уж наша судьба... Кстати, вот и он, — услышав стук двери в сенях, сказал Александр Степанович.
— Ты куда собралась? — кивнул на узелок Сергей.
Вера оживилась. Налила в тарелки и, когда все сели за стол, сказала:
— Обо мне потом. Что у тебя?
— Представьте, особых трудностей не встретил. Удивились, конечно, что студент просится в путевые рабочие, но зачислили. Людей, видно, мало пока, вот и хватают первого попавшегося.
После обеда Александр Степанович давал Вере последние наставления:
— Слушайся Григория Саввича. В поездках он для тебя самый большой авторитет. Он вывезет из города группу пленных, перевязочный материал, который я ему передал из ваших ящиков, помните, которые вы сложили в погреб, и укажет дорогу в отряд, в партизанский отряд Березняка.
— Отец, пошли нас обоих, — попросил Сергей. — И безвозвратно. Отряд — это то, что нам надо.
— А я должен один? — спросил Александр Степанович. — Отряд не может без нас, мы без отряда. Будешь находиться там, где приказано.
— Кем?
— Мною...
Наступило молчание, которое прервал Александр Степанович:
— Вот и все. Знаешь, где живет Григорий Саввич?
— Я провожу, — сказал Сергей.
Александр Степанович поцеловал Веру в щеку.
Сергей вел Веру под руку и весело шутил, словно ничего не случилось, словно так же, как и до войны, шли они вдвоем по извилистым улочкам Дубровенки.