Проще некуда
Шрифт:
– Хорошо. – И, помолчав, добавил: – Что-нибудь еще?
– Да. Но лучше при встрече.
– Ладно.
Том не успел положить трубку, остановленный вопросом Анники:
– Как дети?
– Нормально.
– Что ты им сказал?
– Что тебе пришлось на несколько дней уехать в командировку.
Том произнес это с неохотой, будто не хотел признаваться в том, что прикрывал ее, оказывал ей услугу.
– Спасибо. Я по ним ужасно скучаю. И по тебе, – добавила она после секундной заминки.
– Вот как…
– Что ж, тогда до завтра?
– Да.
– Пока.
– Пока.
Анника
Несмотря на усталость, уснуть она не смогла. Ее не оставляло ощущение, что происходящее – это дурной сон. Такое случается, когда человек обнаруживает у себя смертельное заболевание. Пути назад нет. То, что сделала Анника, не может быть стерто никакими объяснениями, не может быть проигнорировано или забыто. Это чувство душило ее, Анника даже думала, что ее стошнит, до того ей было плохо от собственных мыслей.
Когда она последний раз бросила взгляд на часы, они показывали двадцать минут третьего. Должно быть, потом Анника все же заснула, потому что, когда зазвонил мобильный телефон, она не сразу сообразила, где она находится. Анника в темноте дотянулась до трубки и нажала кнопку ответа. Сначала она не узнала голос, он звучал сбивчиво и невнятно, обрывки фраз повисали в воздухе.
– Анника! Почему ты не отвечала, когда я звонил? Я думал… Мне показалось… Черт, Анника…
– Рикард, ты что, напился?
– Да, черт, а что еще мне оставалось? Я сижу в этом, чтоб его, отеле в Осло, без понятия, что происходит. Где ты. И вообще. Почему… Я не понимаю, в чем дело…
Анника не могла не заметить иронии судьбы: оба они сидят в гостиничных номерах. Несчастные. Заблудившиеся в любовных дебрях.
– Ты где?
– В гостинице.
– В гостинице? А почему не у меня дома? Я же оставил ключи! Ты ведь нашла их? Я точно не забыл их оставить?
– Ключи лежат все там же, на столе на кухне.
– Но…
– Рикард, мы не можем больше встречаться.
В трубке воцарилась тишина. Потом раздалось несколько тяжелых вздохов, всхлипывание.
– Анника, прости, что я хотел соблазнить тебя вчера. Я вел себя как идиот. Дорогая, пожалуйста, дай мне еще один шанс. Разве ты не видишь, что я люблю тебя?
– Дело не в том, что произошло вчера, Рикард. Это не из-за тебя. Речь идет обо мне и Томе. Я люблю его. Но я вела себя с ним отвратительно. И теперь я должна использовать тот минимальный шанс, который у меня есть, чтобы все исправить.
– А как же я? – В срывающемся голосе Рикарда сквозило бессилие и отчаяние.
– Ты справишься.
– Ты хочешь порвать со мной?
– Да.
– Не понимаю. Мы встречались вчера… Или позавчера… Целовались. Все было прекрасно. Разве нет?
– Нет. Все было ужасно неправильно. Только тогда я этого не понимала. Рикард, я знаю, это звучит дико и я веду себя как ненормальная, но все это правда.
Рикард снова всхлипнул:
– Но мы же все равно будем видеться на работе…
Анника содрогнулась. Она не знала, как с этим быть.
–
– Анника, но ты… мы…
– Прости меня, Рикард. Это единственное, что я могу сейчас сделать. А ты справишься.
Она отключила телефон и положила его обратно на тумбочку. У нее тряслись руки, будто она промерзла насквозь. Анника попробовала закутаться в одеяло, но от него не было тепла. Она долго лежала в темноте, дрожа и то открывая, то закрывая глаза. Наконец озноб начал проходить, напряжение спало, и Анника постепенно погрузилась в беспокойное полузабытье. Через какое-то время она перестала сознавать, где она, что произошло и что ждет ее в будущем.
Я стою перед алтарем, украшенным прекрасными летними цветами. Белый шелк моего платья шуршит, когда я осторожно переступаю с ноги на ногу. Новые туфли немного жмут, но не больно. Я угадываю, что за нашими спинами собираются и рассаживаются гости. Настраиваются на то, чтобы внимать словам священника о вечной любви. Я совершенно спокойна.
Женщина-священник в длинном черном облачении стоит напротив нас. Я узнаю ее, это администратор гостиницы. Она начинает службу, в ее голосе звучат металлические нотки. Я не понимаю, что она говорит. Это латынь? Священник умолкает, смотрит на нас одобрительно. Наконец жестом дает понять, что мы должны поцеловаться. Уже всё?
Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать Тома, но все равно не достаю, утыкаюсь носом в крахмальную манишку. Тянусь еще сильнее, но чем больше усилий прилагаю, тем выше становится Том. Я слышу, как гости начинают бормотать и шептаться у меня за спиной. Я дергаю его за рукав фрака, но Том уже такой высокий, что даже не замечает моего движения.
Я слышу стук шагов по каменному полу и оборачиваюсь. Родители Тома идут к выходу из церкви, за ними следуют несколько гостей. Я зову их, но никто не слушает. Чувствую руку у себя на плече. Это священник. Она смотрит на меня, и глаза не выражают ровным счетом ничего.
Тихо вступает музыка. Потом все громче и громче, и вот уже вся церковь наполнена грохочущими басами. Священник начинает службу, читая в такт мелодии металлическим голосом: "Everything I've ever done. Everything I ever do. Everyplace I ever been. Everywhere I'm going to.." [4]
Это же группа "Pet Shop Boys"!
Кто-то поднимается со скамьи. Это Рикард. Он остался один. Он тоже во фраке. Его крик эхом отдается в пустой церкви. В ту же секунду с церкви срывает крышу. Я вижу голову Тома высоко вверху. И вдруг он превращается в стаю галок, которые с шумом улетают в небо. Я остаюсь стоять в одиночестве.
4
"Все, что я когда-либо сделал. Все, что я когда-либо сделаю. Где бы я ни был. Куда бы ни направился…" (англ.)