Прощённые
Шрифт:
Пётр, заглядывая Шарлеманю за плечо, слегка присвистнул. Алексей Семёнович Сапожников, сравнимый капиталами с пятёркой самых выдающихся купеческих семей, владелец золотых приисков, рыбных промыслов, мыльных, кожевенных мануфактур на праздность времени не тратил, а свой досуг нередко сочетал с делами…
– Заказчик нынче стал жирён, а, Иосиф Иванович? Фортуна снова улыбнулась, или как?
Но Шарлемань, не торопясь с ответом, молча направился в рабочий кабинет. С Сапожниковым он в знакомстве не был, как и с купечеством подобного масштаба. В стенах Купеческого клуба иметь влиятельного покровителя
Он встал и подошел к стенному стеллажу, плотно заполненному папками проектов… Здесь, где-то в дальней папке был заказ, что в 1822 году исполнен для купца, домовладельца… Как бишь его? Купца, того, что на Гороховой… Да вот и эта папка! Для Устинова. Михаил Андрианович Устинов… Гороховая 59.
Архитектор с явным облегчением вздохнул, выудил папочку и развернул бумаги. А вот он и доходный дом… Матрёшка.
Устинов, хоть и миллионщик, да по деньгам заказ был невелик. Но и непрост. Так Шарлемань и брался не для денег, а большей частью интереса ради.
Расчётливый саратовский купчина задумал приумножить свой доход от сдачи в найм квартир – задействовав внутренний двор-колодец. Двор за его доходным домом был обширным, да прибыли совсем не приносил. Устинов сокрушался, но не долго – пока не обратился к Шарлеманю. Тот должен был поставить новый дом – внутри двора, да чтоб квартир поболе, – но так, чтоб двор не стал чрезмерно тёмным. А главным образом, чтобы углы не закрывали свет жильцам напротив.
Иосиф не без удовольствия взглянул на общий план и на эскиз… И цокнул языком. Заказчик поначалу подивился, но новый круглый трёхэтажный корпус принял. А архитектора премировал кольцом. Увы, колечко, к огорчению супруги, затерялось. Но дом-кольцо стоял и по сей день. Неброский, замкнутый кольцеобразный корпус, обвитый строгими оконцами квартир, укрытый во дворе от шума и от лиха. Судьба готовила его для долгой жизни.
Переживёт он всех домовладельцев и все лихие годы перемен.
И через многие десятки лет, когда в Швейцарии закончит свои дни последний представитель рода – сэр Питер Устинов (тот самый, снискавший всемирную славу), невзрачный дом-кольцо будет стоять – почти что в первозданном виде.
«Должно быть, рекомендовал меня купец Устинов… Спасибо вам, Михайло Андрианович за то, что не забыли Шарлеманя», – сказал он про себя. Потом захлопнул папку и бережно поставил на стеллаж.
«Ну что ж, домовладельческое дело нынче в моде. Сапожников, известно, проявляет интерес. И если предложение выгодное, то…
Прервав на этом рассуждения, он встал и подошел к окну. Сжал за спиной вспотевшие ладони…
Одно, одно досадливо саднило, беспокоя… Та фраза, сказанная странным незнакомцем. «Вас верьте, не забудут.» Звучавшее, определенно, обещанием.
Это вселяло холодок тревоги. Пусть не пугало, но серьёзно беспокоило его.
Однако, чтобы знать наверняка, надобно, ехать. Там, за беседой всё и прояснится. На том и порешим, ну а пока…
До пятницы были ещё три дня и ночи, что чуть не целиком ушли в работу. Он обещал Ей не откладывать проект.
Глава 10.
В пятницу вечером, в пятом часу, коляска господина Шарлеманя подъехала к парадному Купеческого клуба.
Архитектор зашёл в вестибюль с высоким зеркалом в затейливой витой оправе, диванами и неширокой лестницей, и протянул лакею приглашение. Один из служащих с поклоном, но в молчании принял одежду, а после жестом пригласил последовать за ним. Пройдя сквозь анфиладу небольших гостиных и буфетных, они вошли в уютную бильярдную. Там находились два солидных, затянутых в зелёное сукно, стола, и пара кресел возле инкрустированного столика с напитками, стоявшего рядом с лепным камином.
В бильярдной, разминаясь, ожидал игрок, который, с появлением Шарлеманя, выпрямил спину, и, отложив свой кий, шагнул тому на встречу, протягивая руку для пожатия.
– Господин Шарлемань, Иосиф Иванович? Премного рад.
И совершив рукопожатие, указал на столик:
– Ликёры, неплохой шотландский бренди? Мадера?
– Пожалуй, что немного бренди, благодарствую…
Признаться, Шарлемань в своём кругу склонялся больше к водке, да настойкам (как многие, кто был из «обрусевших»). Зато российское купечество, напротив, предпочитало отдыхать по-европейски… Сапожников кивнул и подал знак лакею. Тот, подойдя к столу, сноровисто разлил напитки и быстро вышел.
Иосиф Шарлемань и Алексей Семёнович Сапожников присели.
С виду Сапожников был невысоким, крепким, но не полным, на вид немногим старше средних лет. С лица непрост, хотя вполне приятен, одет по моде, но без показного щегольства (хотя с его английским сюртуком окладистая борода и волосы, остриженные «под горшок» смотрелись несколько некстати). Вскоре они подняли рюмки, пригубили…
– Мне описали вас, как человека с безупречной репутацией. Но в обществе вы появляетесь не часто. Что тоже, соглашусь, похвально. А что же опера, театр? Не любитель?
Шарлемань слегка повёл плечами:
– С тех пор, как овдовел, почти не выезжаю. Визиты делаю, но больше по делам. Много работаю. А жить предпочитаю скромно и уединенно.
Сапожников, чуть морщась, залпом опрокинул рюмку.
– В бильярд, надеюсь, вы не новичок?
– Ну отчего же? Было время – увлекался.
– Ну вот и славно-с. Стало быть, приступим…
Оба сошлись на «русской пирамиде», на 71очко. Здесь Алексей Семёнович – явно из побуждений такта – вначале предложил играть на интерес. Но архитектор от такого предложения отказался. Тогда договорились на бургунском, полдюжине бутылок. Скрепили уговор рукопожатием, и, выбрав кии, подошли к столу.
Сапожников сначала с удовольствием провёл ладонью о блестящий бортик.
– Столы английские, в 12 футов. Вот думаю наладить собственное производство. Почему бы и нет? Спрос растёт, из Европы выписывать хлопотно. А хитрости всего – сукно, да лес.
При розыгрыше первого удара шар архитектора ушёл вперед. Шарлемань быстро вошёл в азарт, приободрился, и, встав в позицию, легко послал биток.
– Мой интерес к вам в плане консультации и с перспективой, – Сапожников заговорил о деле просто и без перехода, как будто продолжая разговор.