Проселки ведут на большак

Маляков Лев Иванович

ИСТОРИЯ

Не тонким гусиным пером Новили истории грани, — Рубили с плеча топором Державы надежное зданье. Сохой да тяжелым кайлом Взрывали землицу веками. Веками мечтали о том, Что будем хозяйничать сами. Тупилось о камни кайло. Шли в город, поближе к машинам. В дугу от работы свело Мужицкие крепкие спины. Иное узнали из книг, Иное — иною ценою, Но каждый работник постиг, Что жизнь не удастся без боя!

ОБХОДЧИК

В пятнадцать, От батьки в наследство, Работа досталась ему. Он помнит: Холодному детству Обходчика дали суму. Болты и железные гайки — Не пух человечьим плечам: Почище

свирепой нагайки Они отпечатали шрам… Весенние пенились воды, Февральский мороз лютовал. Обходчик в любую погоду Ходил, полотно врачевал: Подкручивал ржавые гайки, Выстукивал звонкий металл. Нередко зимой на фуфайке Ледышками пот застывал… И было такое: Дорогу Однажды порушить пришлось: Состав — Интервентам подмогу — Смахнуть под высокий откос. В боях, В неусыпных тревогах Характер он свой испытал. Он заново сладил дорогу, Которой хозяином стал.

РЯДОВОЙ

Он наравне со всеми землю пашет, Молотит хлеб, выращивает лен. Как мы, он — рядовой, Но только старше, В боях жестоких крепче закален. …В четырнадцатом, парню молодому, Ему пришлось винтовку в руки взять. В далекую Галицию от дома Увозит поезд. — Прощевай же, мать! Под пули гнали за царя и веру. Он чашу лиха выхлебал до дна. Не только горе, — Правду полной мерой С жестокой щедростью отмерила война. В семнадцатом он твердою рукою Уже, как друга, трехлинейку сжал, За непроглядною окопной мглою Он ясный свет впервые увидал. С тех пор всю жизнь в лишеньях и невзгодах Боролся он за светлые мечты. Рубил киркой гранитные породы, Дивясь простору с горной высоты. Дороги поднимал в песках сыпучих, Заводы возводил в мороз и в зной… Но с каждою весной Все неуемней, жгучей Деревня отчая звала его домой. И снова он в родном заветном крае, На той земле, что мачехой была. Иные ветры пахаря ласкают, Иные совершаются дела. Его работа всем сегодня зрима, Все знают, как сильна его рука. Вот на таких, двужильных, Нерушимо Стоять России Вечные века.

МАТЬ

В тот вечер холодный, В тот вечер Ты долго за ротою шла. Как ворон, на скорбные плечи Садилась чернющая мгла. С бойцами усталыми рядом Ты шла далеко за село И вслед Всепрощающим взглядом Глядела, глядела светло. Мы в ливни ходили стальные И видели: рядом ты шла По гневной великой России, Спасала в минуты лихие И совестью нашей была.

ПРИСЯГА

Гулко падали листья в ночь, Звонко сыпались в август звезды. Нам никто не может помочь: День и ночь Фронт уходит прочь… Ох, как душен холодный воздух! Обложили село кольцом, Топчут травы чужие солдаты. И над школьным резным крыльцом Хлещет свастикой флаг в лицо, Глуше, глуше боев раскаты. Кто нам скажет: когда, Когда Возвратятся наши с победой? На селе — не в страду страда: Придавила людей беда, И пути всего — до соседа. За село однажды тайком Ночь свела сыновей солдаток: Мы на цыпочках, босиком, Где бегом, Но больше ползком — Прочь от вражьих колючих рогаток. Мы ложились земле на грудь, Забывали про все невзгоды, Замирали, страшась дыхнуть, Слово другу боясь шепнуть, Землю слушали возле брода. Под щекою в мягкой пыли, Где Желча у камней смеется, Билось сердце родной земли. Это значит — Бои вдали, Это значит — Русь не сдается! Мне запомнилась эта ночь: Над рекою созвездий гроздья, И присяга — Отцам помочь… Гулко падали листья в ночь, Звонко сыпались В август звезды.

ПАРТИЗАНЫ

С плеч избитых, с израненных спин Дула черных зрачков не сводили. В ельник частый за дальний овин На расстрел партизан уводили. Над землей кровоточил восход, Стыл над гумнами месяц глазастый. Шли мальчишки в последний поход По колючему хрупкому насту. Шли

раздетые, Шли босиком, След багровый в снегу оставляли. Их в деревне за каждым окном Наши матери благословляли. Сколько пролили женщины слез, Пряча скорбные очи в косынки… А у них даже в жгучий мороз В потемневших глазах ни слезинки.

На висках седина — не беда: Время знаком отличия метит Тех, кто клятву великую дал Быть за волю Отчизны В ответе.

ПЕРЕД АТАКОЙ

Потускнела заката медь, Край передний во тьму погружен. На дыбы привстал, как медведь, У сожженной деревни клен. Близко утро, но нам не до сна: Пробегает мороз по спине. Будто каменная, тишина Надавила на плечи мне. Ты поймешь меня, друг, всегда, Сам окопную знал тишину, Сам в минуту прожил года, На войне ожидая войну.

СОЛДАТУ

Поля в пожарище бездонном, Хлеба исхлестаны свинцом. Война металлом раскаленным Тебя ударила в лицо. Но вечно близкие картины Пылают, видятся кругом: Созвездья над деревней стынут, Искрясь в сосульках под окном; Да у завьюженных овинов Цветут сугробы при луне, Мороз седеет на стене, И голубеет тень за тыном… Ты все поймешь: Как первый луч К земле уснувшей прикоснется, Как солнце выйдет из-за туч — И край заснеженный проснется. Тебе, Тебе ли не понять Лесную тишь и синь болота, Ту землю, что пришлось пахать, Горячей кровью поливать И орошать соленым потом.

ПОЛЕ

Полюшко виды видало, Поле живет не с твое: Горькие песни певало, Тощее знало жнивье. Межи стояли, как стены. Только попробуй, затронь, — Вспомнит межу непременно В пасху христову гармонь. Благословленные властью И помолившись кресту, Колья со злобною сластью Бились на шатком мосту. Пенясь, река завивала Сбитых в крутые ключи… В голос жена причитала, Только кричи — не кричи… С майского ярого поля В шаткое вдовье крыльцо Веет голодною долей — Углится бабье лицо. Будь же ты проклята, Клята, В поле родимом межа!.. Нам ли по помнить, ребята, Время стыда-дележа? Помним не кровные счеты Дедов в угарном чаду — Старосты знаем работу Мы в сорок первом году.

Жилистый, на руку крепкий, Филька свой час не проспал. Даже урядника кепку Где-то, подлец, раскопал.

С хлебом на скатерти белой Бил чужеземцам поклон… Полюшко, что ж ты хотело? — Клятый вернули закон. Н аполе Филька покоен — Как же, евона взяла: Щупает землю ногою, Землю, что людям была Радостью, родиной, болью, В ней и восход, и закат… В бороздах крепкие колья, Словно занозы, торчат. Враз обескровились зори, Криком хотелось кричать… Горькое плакало горе В полюшке нашем опять. Будто и не было детства. Вот он — мужания срок. Приняли дети в наследство Мести нелегкий зарок. В дружбу подпольную веря, Мы в лопоухий бурьян Ставили, будто на зверя, Волчий на Фильку капкан. И довелось посмеяться: Фильке раздроблена кость. Но матерям отдуваться За малолеток пришлось. Поняли: волчьи капканы Нужно сберечь про запас. Имя с тех пор — партизаны Стало священным для нас. В пади Сорокина бора, В топи Соколичьих мхов Нас проводили, просторы Под переклик петухов. Шли по родимому полю, Взяв его силу и страсть, Чтоб усмехаться от боли, Чтобы без крика упасть. Волю неслыханной болью Мы закалили, как меч. Ради любимого поля Можно ли сердце беречь? Можно ль тому удивляться, Что мы вернулись опять? Поле кричало нам: Братцы, Руки тянуло обнять!