Прошлое в квадрате
Шрифт:
— Э… — язык репортёра не слушался. Условные рефлексы предательски молчали. Но интервьюируемый сам задал себе вопрос от имени газетчика.
— Вы конечно скажете: как же это может быть, ведь мы знаем прошлое, и знаем что оно всегда одно и тоже, не замечаем в нём никаких перемен. В учебниках истории и сто лет назад и сегодня написано, что Калигула наследовал Тиберию, причём в одном и том же году. Но имейте ввиду: меняется не только будущее, меняется не только прошлое, меняется ВСЁ! Книги, экспонаты в музеях, древние руины, сама память человека — ничто не напомнит нам о том бытие, каким оно было хотя бы минуту назад. Вчера, например — но не весь вчерашний день, а каких-нибудь несколько минут — Наполеон потерял глаз в последнем из его сражений. Вчера, в течение трёх минут по всей земле висели портреты Наполеона с повязкой как у Нельсона или Кутузова. Всего три минуты — и всё, эта версия прошлого
Репортёр справился с лёгким замешательством и попытался перехватить инициативу, понимая, что интервью неуклонно сворачивает в нечто среднее между научным докладом и шизофреническим бредом. Что, кстати, на его опыте всегда бывало вместе.
— Всё что вы здесь излагаете, конечно очень интересно. Но это, так сказать, ваша теория. А мы говорили о вашем даре…
— Не надо торопиться, я как раз к нему подошёл, — Н. обиженно нахмурился. — Итак, бытие, в том числе наше прошлое, постоянно изменяется. Но поскольку вместе с прошлым соответственно меняются и книги, и хроники, и человеческие воспоминания, то большинство человечества этого не замечает. Я же отношусь к меньшинству. По какому-то удивительному, невероятному, таинственному стечению обстоятельств моя душа обладает иммунитетом к охватывающим вселенную процессам подладки под изменяющееся прошлое. Моё сознание почему-то, и у меня есть гипотезы почему, изолировано от всеобщих изменений. Поэтому у меня есть дар помнить, какое прошлое было раньше, я, в отличии от вас, не забываю, когда была битва при Ватерлоо вчера, а когда — в прошлом году. У меня на столе лежат несколько учебников истории. Каждый день в них, как бы по волшебству, как бы сами собой, появляются новые записи, и исчезают некоторые из старых. Чтобы не забыть, я пытаюсь записать всякую новую версию изложения ключевых исторических событий. Такие записи у меня накапливаются, и они представляют собой удивительнейшую из летописей человечества.
— Однако, — кисло заметил газетчик, — вашим записям было бы больше веры, если бы вы делали хотя бы ксерокопии этих загадочных учебников…
— Ничего загадочного в них нет, самые обычные учебники, и вы лично не заметили бы в них никаких изменений. Если я сделаю ксерокопии, то они изменятся вместе с оригиналом. Что ксерокопии! Весь материальный мир на всём протяжении оси времени каждое мгновение меняется, причём меняется согласовано и взаимосвязано. Не меняется лишь моё сознание. И ещё то, что имеет в нём источник — например, записи. Чтобы сохранить след прошедшего прошлого, надо, чтобы этот след выпал из системы всеобщего изменения. И такое выпавшее место — моя душа. Поэтому ксерокс не годится. Только то, что прошло через моё сознание оставляет в себе черты «прошлого в квадрате».
— Н да… — репортёр вспоминал какое-нибудь умное понятие. — Конечно, то, что вы рассказываете, плохо согласуется с принципом причинности.
— Все так думают, — перебил его Н., — а между тем, — Н. торжественно воздел ладонь и стал ещё больше похож на пророка, — здесь нет никакого нарушения принципа причинности. Вы будете удивлены, но именно в этом феномене как раз и проявляется его торжество. Причинность относится к нашему пространственно-временному миру. А душа, молодой человек, чтоб вы знали, находится вне пространства и времени. У неё своё измерение. И вот из своего духовного мира души пытаются воздействовать на материальный мир, при посредничестве человеческого тела совершать в нём поступки, события. Но принцип причинности, за который вы так ратуете, требует, чтобы у каждого события были причины — материальные причины, а не какие-то там духовные. А значит, когда душа совершает событие, то, в соответствии с принципом причинности, автоматически к этому событию должна создаться вся может быть бесконечная цепочка причин, его определяющих. Если бы это было не так, то события, происходящие в результате поступков живых существ были бы абсолютно беспричинны, происходили вне всяких законов, как чудеса. Собственно чудо — это поступок, совершаемый одушевлённым существом — ну, скажем, Богом, — но совершаемый только в настоящем, без автоматического изменения прошлого. Однако и мне доступно такое чудо.
Тут Н. иронически улыбнулся, репортёр же, которому и до того было не по себе, побледнел.
— Да-да, не удивляйтесь. Так что, не так уж и не прав был тот журналист, который сравнил меня с Богом.
Помолчав, Н. задумчиво добавил:
— Философы спорят, свободен человек, или жёстко подчинён прошлым причинам, тому, что называют необходимостью. Между тем, всё просто. Мы, конечно подчинены причинам. Но мы можем сами создать себе достойные нас причины.
Тут репортёра, как молния, пронзила одна мысль.
— Скажите, вот вы сказали, что относитесь к меньшинству человечества. То есть у вас, есть… гм… коллеги?
Вместо ответа публицист-пророк порылся в своём столе и протянул молодому человеку какую-то бумажку.
— Я верю, что они есть, — сказал он, — я ищу их. Вот прочтите, какие письма я начал рассылать с некоторого времени.
Репортёр прочёл. На бумаге было написано:
«Главному врачу.
Уважаемый имярек!
Вы бы очень помогли мне в проводимых мною научных исследованиях, если бы сообщили, не имеются ли в вашем заведении пациенты, в чьём бреду неуклонно повторяется тот мотив, что прошлое не одно и то же, а постоянно изменяется, и одни и те же исторические события оказываются каждый день разными. Если таких пациентов нет сейчас, но они были раньше, то вы бы оказали бы мне огромную помощь, если позволили познакомиться с материалах о них, либо с записями, сделанными самими пациентами.
С уважением …»
Молодой газетчик удивлённо поднял брови:
— Простите…Но вы кажется пишите в психиатрическую клинику?
— Конечно! А где, вы думаете, могут быть такие как я? Не всё же, смогут, подобно мне, так сохранять спокойствие…
Заранее продуманный план интервью пошёл насмарку. Но оставались универсальные вопросы, годные для всех случаев жизни, даже для такого вопиющего. Например медицинский вопрос «И давно это с вами?»
— Скажите, — спросил репортёр, — как рано вы почувствовали в себе эти способности?
— Трудно сказать с уверенностью. В детстве я не интересовался историей, предмет в школе этот не любил. У меня по истории всегда была тройка, да ещё такая, что «три пишем, два в уме». Но я ведь не был дебилом! А на уроках истории я всё время говорил не те даты, какие то события оказывались мне совершенно неизвестными, а какие-то вроде бы я сам придумывал. Но ничего подозрительного никто не предполагал, и учителя и я сам объясняли всё моей нерадивостью. Так было, пока я не стал замечать — это было уже к концу школы — что на одних и тех же страницах в одном и том же учебнике в разные дни написано разное. Но к счастью, Всевышний надоумил меня не поднимать панику и никому не говорить всей правды целиком. Я слишком боялся оказаться в сумасшедшем доме. Поэтому я стал спокойно обобщать и анализировать факты, читать книги о свойствах пространства и времени, обдумывать гипотезы, обсуждать их с проницательными людьми — и в итоге не только не очутился за гранью рассудка, но стал тем, кем стал. У меня теперь даже что-то вроде славы. И скажу без ложной скромности — славы заслуженной. Ведь у меня, по крайней мере, есть почти безошибочное чутьё к крови.
Услышав эти слова, молодой человек подвинул свой диктофон ближе к пророку.
— Вот это как раз очень интересно. То, что вы мне рассказали, конечно здорово, но хотелось бы вернуться к основной теме нашей беседы. Как именно ваш дар помогает вам оценивать текущие события?
— Чтобы это объяснить, придётся опять начать издалека. В истории, вообще говоря, всё взаимосвязано очень сложно, и точно сказать, что следует из чего невозможно. Но кое-что предопределяется довольно однозначно и чётко. Одна из таких однозначных вещей — кровь. Кровь — не раствор железа в белке. Кровь — вещь магическая, недаром ею заливали алтари древних богов. Кровь, надо знать, совсем особый сок.