Проснитесь, сэр!
Шрифт:
Вернувшись к своей лососине, я уловил фрагмент беседы Леноры с Мангровом про летучих мышей. Видно, по ночам усадьба кишмя кишела летучими мышами, а Ман-ров был местным специалистом по их отлову, работая с сетью, в перчатках, – немалая заслуга с его стороны, потому что летучие мыши иногда разносят бешенство.
– Ужас и кошмар, – сообщила мне Бобьен. – Позавчера одна летала у меня в комнате. Я так и не смогла заснуть, даже когда ее Реджинальд отловил.
– Мне нравятся летучие мыши, – вставил Тинкл. – Ложно понятые создания.
– Правда, что человек,
– Научное название бешенства – гидрофобия – обычно ассоциируется с водобоязнью, но, по-моему, его назвали гидрофобией из-за пены, – объяснил Мангров. – Впрочем, я не уверен, будто у больных бешенством действительно пена идет изо рта. Они просто быстро умирают. Укус летучей мыши в самом деле способен убить человека.
– Слушайте, что за нездоровая тема! Я до конца лета не смогу заснуть! – воскликнула Бобьен. – Без того плохо, что в особняке привидение.
– Никаких привидений здесь нет, – возразил Мангров.
– У меня дома мыши есть, – объявила Ленора, по-моему совершенно ничего не понимая. На ее губах застыла улыбка; я причислил ее к типу тех собеседников, которые вставляют в дискуссию замечания, в общем близкие к теме, но не дающие прямого ответа на предыдущие реплики.
– Не выношу летучих мышей, – твердила Бобьен. – Похожи на крыс с крыльями. На летучих крыс…
– Однажды в Нью-Йорке мне на ногу прыгнула крыса, – сообщил я, до тех пор не вступая в беседу, но, когда речь зашла о крысах, не сдержался, стремясь потрясти собеседников, ожить, выйти на первое место.
– Боже, – охнула Бобьен.
– Бежала по тротуару, запаниковала, приняла меня по ошибке за фонарный столб или за что-нибудь вроде того, добралась до самого колена, прежде чем сообразила, что я – человек. К счастью, она меня не укусила, хотя, наверно, трудно вонзить зубы в коленную чашечку. Не знаю, смогу ли когда-нибудь это забыть.
Пока я излагал историю с крысой, Мангров поднял бровь над наглазной повязкой, и мне страшно захотелось спросить, как он лишился глаза, но правила этикета не допускают такого вопроса.
– С удовольствием превратился бы в летучую мышь, – заявил Тинкл, не комментируя мой рассказ о крысе. – Можно было б проникнуть в любую комнату.
– В этом году я своей комнатой очень довольна, – объявила Ленора, на что Бобьен фыркнула, позабавившись, а я, высосав пятый стакан вина, на мгновение внутренне содрогнулся от вернувшейся мысли о том, что, возможно, в конце концов, все-таки очутился в сумасшедшем доме, но, полностью лишившись рассудка, до сих пор принимаю его за художественную колонию. Вокруг решительно неуравновешенные люди. Бобьен фыркает, как в «Змеином гнезде», Тинкл демонстрирует некое сумасбродство, у Мангрова всего один глаз, лицо Леноры навеки перекосилось в веселой гримасе.
Я вновь вывернул шею, взглянув на Диану. Она на меня по-прежнему не смотрела, но хотя бы, насколько я мог судить, не казалась свихнувшейся. Просто красавица с грязными ногами. В дальнем конце от моего стола Маррин разглагольствовал
Я уткнулся в картофельное пюре, закладывая определенный балласт против вина. Ленора опять расхваливала Мангрова за способность уберечь всех и каждого от летучих мышей, отовсюду слышалось невнятное бормотание, скрежет вилок в тарелках, потом Мангров обратился ко мне:
– Вы с кем-то подрались?
– Да! – подхватила Бобьен. – Темные очки и шляпа что-то скрывают! – возбужденно шептала она, жадно стараясь возмутить спокойствие и затеять интригу.
Я сделал добрый глоток вина из шестого стакана и сказал:
– Как ни стыдно признаться, действительно подрался в баре.
Это был тот случай, когда в вине содержится подобие истины. Я уже сообщил Дорис и Маррину, что пострадал в дорожно-транспортном происшествии, теперь спьяну открыл полуправду, хоть был пьян не настолько, чтоб поведать всю правду: о драке на улице напротив бара, а не в баре в точном смысле слова.
– И в чем там дело было? – спросил Мангров с писательским любопытством. Он явно стоял на моей стороне с той минуты, как я похвалил его книгу «Ад – это другие люди», поэтому вопрос был не столько назойливым, сколько неподдельно заинтересованным, даже можно сказать – озабоченным. Что навело меня на мысль о возможности при подходящем повороте беседы выяснить, что с ним самим случилось, но в данный момент я находился в центре внимания, поэтому сказал:
– Ну, два дня назад я был в городке под названием Шарон-Спрингс, в баре под названием «Куриный насест»…
– Какое смешное название, – вставила Бобьен.
– …выпивал, смотрел бейсбол по телевизору, не понравился какому-то пьяному типу, видимо, будучи чужаком в баре для местных. Пошел в туалет и, вернувшись, увидел, что он занял мой стул. Я допустил ошибку, сказав, что тут сидел, после чего он меня оттолкнул. Потом я допустил ошибку, подумав, что, когда тебя кто-то толкнул, ты его тоже должен толкнуть, так и сделал, решив, будто на этом все кончится. Сшиб со стула, но он определенно не пострадал. Ударил меня по лицу, чего я совершенно не ждал, и моментально сломал мне нос.
– Еще хуже, чем крыса, – заметила Бобьен. – Невозможно слушать.
– Он вас с ног свалил? – уточнил Мангров.
– Я упал на колени, не потеряв сознания, поднялся и достойно ответил.
Тут я встал и наглядно продемонстрировал. Рассказывал свою историю, как настоящий рассказчик – уже в опьянении вывернулся наизнанку, став экстравертом, и яростно махнул в воздухе правой рукой, воспроизводя тот момент, когда нанес Горе решительный удар.
– Попал в ухо, нанес очевидное повреждение, тут на нас все набросились и разняли.