Проснуться ото сна
Шрифт:
— У Тебя… у Вас… — я запнулся, он кивнул, разрешая перейти на «ты», — не заметил вчера шрама на подбородке.
Николас поднес руку к лицу.
— Ты его видишь?
— Да, странно, что до этого не замечал, — я аккуратно поставил ноги на бархатный шоколадного цвета пуф.
Николас слегка улыбнулся, не слишком довольный моей проницательностью:
— Я уже говорил, что у каждого свои способности. Не говори никому про увиденное. — И оглянувшись на дверь, чуть шутливо добавил: — Я всегда стыдился этого шрама, с ним связана некая история, о которой не люблю вспоминать. Вижу твое недоумение, поясню. —
После превращения у нас происходят некие изменения, благодаря чему улучшается зрение, чтобы мы приспособились к ночному образу жизни. Слух, обоняние, осязание, все меняется. Разница лишь в том, что у каждого все происходит индивидуально. Твои изменения после превращения отличаются от моих. Возможно, что совсем ненамного, но все-таки.
Я внимательно слушал, не перебивая его.
— То есть то, что заложено в нас природой, проявляется ярче.
— Можно и так сказать, — он кивнул. — В детстве я на память воспроизводил услышанные мелодии, напевая их, и всегда мечтал научиться играть на фортепиано, но моя семья была не слишком богата и позволить себе подобную роскошь не могла. Сейчас я прекрасно играю на трех инструментах. Я нашел для себя плюсы от подобной ночной жизни. Вопрос в том, сможешь ли это сделать ты?
— А если не найду, то, что тогда? — Легкий холодок пробежал по коже.
Повернувшись, Николас крикнул:
— Фернандо, зайди!
Через несколько минут в дверном проеме появился Фернандо, тот самый, который встретил меня, облаченный в плащ с огромным капюшоном.
— Подойди ближе и сними этот треклятый капюшон.
Было заметно, как пришедший медлил, явно не желая выполнять приказанное Николасом. Но суровому взгляду хозяина дома противиться не решился. По позвоночнику вновь паровозиком пробежал холодок.
Капюшон был отброшен на спину, и взору предстал вид, по сравнению с которым Луис был просто красавец. На коже лица и шеи не нашлось ни одного нетронутого рубцами участка. Почему-то вспомнился обожженный в огне человек, увиденный мной однажды. Я поежился. Лицом подобное сложно назвать. Глаза за ужасающей маской.
— Свободен, — Николас небрежно махнул рукой в сторону выхода. — Принеси немного дров, закончились.
— Что это было? — шепнул я, спустя несколько минут.
— Можешь не шептать, он не услышит, ему повредило не только лицо. Это был ответ на твой вопрос.
— Без цели я превращусь… — не смог подобрать приличного слова, не договорив.
Видимо, на моем лице отразился ужас. Невольно я отодвинулся от Николаса подальше.
— Можешь расслабиться, — он издевался надо мной. — Без цели ты просто не захочешь жить. Фернандо вышел на солнце, но слабая воля не дала вытерпеть боль, причиняемую
— Ты хочешь сказать, он горел заживо? А как долго был на солнце?
— Точно не скажу, видимо, недостаточно. Я никогда не желал себе смерти и не искал ее. Я показал тебе Фернандо, чтобы ты знал, из-за чего мы избегаем солнца. Тебе граф этого не говорил. Что он тебе вообще говорил? Возомнил себя невесть кем, прикрываясь своим происхождением.
Я почувствовал нотки недовольства в голосе, почти осязаемую волну гнева, тут же исчезнувшую. Николас взял себя в руки.
— Ты можешь находиться в моем доме, сколько захочешь, но пока будешь здесь, ты должен учиться и выполнять мои просьбы беспрекословно. Согласен на такого рода условия?
— Да, — я кивнул. Выбор, да его просто нет, и так страшно вновь остаться одному.
— Быть одному не обязательно. — Он посмотрел на большие напольные часы, маятник которых с гулким звуком ходил туда-сюда. Фигурный корпус часов был украшен позолотой. — Уже много времени, у меня дела. Мы увидимся завтра и продолжим наш разговор. Чувствуй себя, как дома. — Мое разочарование не укрылось от него. — Библиотека наверху, музыкальная комната в конце другого крыла. Если появятся вопросы, то обращайся к Фернандо, только кричи громче, а то может не услышать.
С этими словами Николас легко встал, будто кто-то его дернул вверх и вперед. Он медленно направился к выходу, оставив за собой чарующее ощущение тайны.
Оставшееся время я бесцельно бродил по дому, выглядывая в окна, пытаясь понять, что там, в темноте, но близко к дому росли высокие старые деревья, мешающие понять, что скрывается снаружи. Наконец я забрел в библиотеку и пробыл там до рассвета.
Наступило новый вечер. Так как я привык находился в свободном полете и принадлежать самому себе, делая, что мне вздумается и когда захочется, положение затворника меня угнетало. Быстро надев приготовленный для меня костюм, вышел из комнаты. Я решил положить конец этому и спросить его напрямую.
Николас, словно прочитав мои мысли, ждал меня внизу лестницы, изучая карманные часы.
— Сходим, прогуляемся, а то засиделся ты в доме, посмотришь мои владения.
Он был одет в коричневый фрак с чуть заметной витиеватой вышивкой и удлиненной задней частью, со стоячим отложным воротником и двумя пуговицами. К белой сорочке было прикреплено жабо, состоящий всего из нескольких складок. На ногах, под цвет фрака, удлиненные панталоны. Он стоял, делая вид, что опирается на трость со стеклянным набалдашником.
— К сожалению, еще не узнал, какой цвет твой любимый, поэтому оставил для тебя одежду черного классического цвета. Тебе очень идет, словно сама ночь гостит у меня дома.
— Я люблю алый, — коротко ответил я, потрясенный и его видом, и его появлением. — Ты умеешь читать мысли?
— С чего ты взял? — Николас убрал в карман золотые часы и подал мне черную шляпу. — Я крайне проницательный, чувствую людей лучше многих. Я же видел, что тебе в тягость пребывание в доме, а незнание, что там за его приделами, не дает тебе покоя. Не люблю, когда много людей вокруг, мирская суета — не мое, поэтому живу уединенно, лишь иногда посещая приемы.