Проснуться живым
Шрифт:
— Ублюдки! — закончил он.
— Вот именно. — Разговаривая, я прислушивался к словам диктора, который сообщил, что студийные машины уже на месте.
Я поднял руку, сделал очень маленький шаг вперед и громко сказал:
— Слушай, Эд!
«А теперь, — возвестил диктор, — прямая трансляция из Уайлтона...»
На сей раз Эд громко причмокнул губами. Его большая квадратная голова на дюйм повернулась влево, но тут же остановилась. Он знал свои обязанности и не собирался терять меня из виду.
Я напряженно уставился на телевизор в углу и сделал
— Эй! — произнес Эд.
— "Эй!" — как раз подходящее слово, приятель, — возбужденно отозвался я. — Мне не совсем видно, что там творится...
Десять девушек несли маленькие плакаты на шестах. Их показывали общим планом, и я не мог разобрать текст, но это были те самые красотки из «Граждан ЗА», причем полностью одетые. Хотя я иного и не ожидал, но был слегка разочарован. Они двигались гуськом по Хевнли-Лейн в сторону церкви, проходя мимо стоянки и собираясь шагнуть на траву.
Камера приблизилась, продемонстрировав десять хорошеньких мордашек, и послышался глубокий мужской голос:
«Девушки уже приближаются к церкви, где они, как заявили ранее, должны...»
— Слышишь? — воскликнул я. — О Господи!
— Что они делают? — спросил Эд. — Они...
— Лучше не смотри, Эд! — воскликнул я. Выпучив глаза в сторону экрана, я снова шагнул вперед. Постепенно я приближался к Эду, но в мои намерения входило не только это. Я пытался приблизиться к длинному полированному столу, на котором недавно лежал, и добился успеха. До цели оставалось чуть более фута. Еще один шаг — и я смогу коснуться стола.
— Что там такое? — хрипло осведомился Эд. Его глаза были устремлены на меня, на бычьей шее вздулись сухожилия. Голова слегка склонилась к телевизору, словно притягиваемая магнитом. — Они раздеваются?
— Не спрашивай, Эд. И как только такое могут показывать?
— Они совсем голые — сняли всю одежду, как ты говорил? И трусики тоже?
— И трусики, и все прочее! — взвыл я, шагнув вперед, взмахнув руками и опустив их на стол. — Глазам не верю! Неужели я вижу по телевизору десять аппетитных, сексуальных и совершенно голых девочек? Голых, как ощипанные курицы?! Голых?!
Мне пришлось трижды сказать «голых», прежде чем Эд наконец сдался. Возможно, ему пришлось сражаться с низменной стороной своей натуры дольше, чем когда-либо. Но он бы просто не был мужчиной, если бы не посмотрел на экран, где якобы творилось подобное.
Поэтому он посмотрел.
Решив, что он просто не может себе позволить пропустить этот кульминационный момент в истории телевидения, Эд не просто слегка повернул голову и скосил глаза на экран. Нет, он сделал то, что сделал бы любой настоящий мужчина, — дернул голову на семь дюймов влево, словно ею выстрелили из пушки, выпучил глаза и уставился на экран, ухмыляясь в предвкушении захватывающего зрелища.
Это его погубило — не только ухмылка, а все вместе. Еще один здоровый, сильный мужчина, подобно многим грешникам до него, поддался слабости и получил свое. Его судьба была предрешена в тот момент, когда он решился взглянуть
Я действовал быстро, хотя полагаю, что мог бы чуть помедлить. Эд смотрел на экран с напряжением и сосредоточенностью, какие я до сих пор наблюдал только у собак, охотящихся на птиц. Возможно, в первые секунды он и в самом деле думал, что видит то, о чем мечтал, так как все еще ухмылялся, когда я ударил его столом.
Должен признаться, я почти ненавидел себя за это. Я чувствовал себя похожим на бессердечных ученых, которые заманивают самцов-долгоносиков в ловушки, пахнущие самкой в период течки, и обрекают на смерть самцов коста-риканских попугаев ара при помощи записанных на пленку криков самки, кладущей яйца. Но тем не менее я это сделал.
Прыгнув вперед, я ухватился за крышку стола и поднял его. Когда три из четырех ножек оторвались от пола, я изо всех сил швырнул в Эда стол, словно огромный угловатый диск. Правый край стола описал дугу, движение левого слегка замедлила волочившаяся по ковру ножка, а наиболее быстро двигающаяся часть — острый угол — ткнула Эда в живот, удалив бы ему аппендикс вместе с тазовой костью, если бы двигалась чуть быстрее.
Эд издал крик, в котором сочетались боль, шок, недоверие и страх. Разумеется, этот жуткий вопль не был следствием только физической боли. Эд все еще смотрел на экран, слегка склонившись вперед, и, вероятно, не видел моего рывка и не осознал, что я готовлюсь его атаковать. В таком случае, даже чувствуя страшную боль, он не понял, что я являюсь ее причиной, и приписал ее внезапной закупорке сосудов или прободению. Не знаю, успел ли Эд разглядеть, что десять шикарных девочек, вопреки тому, что он ожидал увидеть, не сбросили с себя ни трусиков, ни других предметов одежды.
Вопль сопровождался мощным выдохом, по-видимому опустошившим легкие Эда. Он так сильно наклонился, что моему правому кулаку пришлось преодолеть всего лишь фут, чтобы добраться до его подбородка.
Эд взмахнул рукой и нажал на спуск пистолета — пуля 45-го калибра пролетела рядом с моей ногой, а дуло находилось так близко, что выстрел едва не прожег мне брюки.
Эд покачнулся, тщетно стараясь удержаться на ногах, а я прыгнул к окну в передней стене. В нескольких футах от окна находилось большое мягкое кресло, а рядом с ним — маленький столик с лампой. Схватив лампу, я швырнул ее в окно, а когда стекло разбилось и осколки посыпались наружу, поднял столик и ударил им по острым обломкам, торчащим внизу у подоконника.
— Что за черт...
Это был не голос Эда, а крик Дейва Кэссиди позади меня. Повернувшись, я увидел, что он бежит по коридору, куда выходили двери его кабинета и полудюжины других комнат. Увидев меня, Дейв попытался притормозить. Я запустил в него столиком. Кэссиди пригнулся, закрыв лицо руками, но потерял равновесие и начал падать. Справа от меня Эд, напротив, обрел равновесие, но в руке у него уже не было пистолета. У меня оставалось время ухватиться одной рукой за подоконник, а другой — за раму и подтянуться.