Проспать Судный день
Шрифт:
— Да, но для Небес это не имеет значения, поскольку с другими ангелами-адвокатами такого не происходит. Дело в тебе, Бобби. Ты притягиваешь неприятности, и даже Начала, которые хотят… даже Начала, у которых ничего нет против тебя, начинают задумываться, почему твое имя всплывает намного чаще других.
— Ага, усек. Не гони волну, не делай ничего дурацкого. Но ведь именно всякое дурацкое само ищет меня.
— Ты сам знаешь, что дело не только в этом.
Теперь раздражение. По полной программе.
И ведь он прав. Да, со мной творится безумная хрень, но
— Слишком многое поставлено на кон, чтобы я вышел из игры, — сказал я. — Ты знаешь, почему я отправился… в академический отпуск. В то самое место.
В Ад, подразумевал я.
— И почему ничего не получилось.
— Не говори ничего, — остановил меня Темюэль, поднимая руки к ушам. Сейчас он был похож на картину Мунка «Крик». — Просто прошу тебя, что бы ты ни делал, не лезь в неприятности. Будь на виду у начальства. Оставайся на одном месте. И занимайся своим делом, своим нормальным делом. Чем смогу, помогу тебе.
Он внезапно встал и пошел прочь, через площадь.
Если даже пьянчуги поворачиваются к тебе спиной, значит, жизнь стала совсем никудышной.
ГЛАВА 4
СТАНОВИТСЯ ЖАРКО
Я дважды за ночь просыпался, в первый раз — услышав, как что-то стучит в окно. Взяв фонарь и пистолет, на всякий случай, я подошел к окну, но ничего не увидел. Второй раз я внезапно проснулся, но толком не понял, что заставило меня сделать это. Лежа и не двигаясь, в полной темноте, я вдруг почувствовал мерзейший запах, будто между труб отопления забралась большая крыса и там сдохла.
Может, мне просто так везет?
В третий раз я проснулся минут за пять до будильника и, лежа, принялся размышлять обо всех ошибочных решениях, принятых мною за последний год. И тут зазвонил мобильный. Конечно же, Элис, как всегда, вовремя. У нее для меня была работа. Восьмидесятивосьмилетняя леди, только что умершая в Орчарде, в западной части латинского квартала. Я успел только заглотить чашку вчерашнего кофе, разогретого в микроволновке, и выскочил. Ощущение было такое, будто голова наполнена мокрым песком.
Наверное, могло бы быть и хуже. Работа оказалась не слишком сложной. Все факты жизни покойной были вполне обычными и даже достойными похвалы, и к одиннадцати утра я узрел, как ее душа отправилась на Небеса (по крайней мере, в одиннадцать я вернулся в нормальное земное время).
Поскольку срочных дел не было, я припарковал машину у станции «Амтрэк» в Сан-Джудасе, которую некоторые старожилы по привычке называли «Депо», и пошел через Вокзальный Пассаж, построенный в начале двадцатого века, когда вокзал был средоточием городской жизни. Мне очень нужно было чем-то себя взбодрить, а тут была кофейня, которая мне нравилась, и не потому, что там продавали что-то, кроме простейших и дорогущих товаров, которые в наши дни можно найти везде, а потому, что менеджер, или кто-то еще из персонала, любил джаз и музыкальная система в кафе чаще всего играла именно его.
На самом деле, у меня была слабость к этому пассажу, в целом. Не из-за кофейни, не из-за величественного
Кофейня именовалась «Ява-программерс», что, как я понимаю, было определенной шуткой технического толка, но я готов был простить им ее за музыку. Я заказал обычный кофе, сэндвич с курицей и салатом и какие-то некартофельные чипсы (ошибка, которую я больше никогда не повторю, поскольку по вкусу они больше всего напоминали печеные опилки). Музыкальная система играла что-то современное, чего я не знал, какой-то саксофонный дуэт. Я жевал, попивал кофе и слушал, пытаясь привести мысли в порядок и понять, что же делать дальше.
Не поймите меня неправильно, было совершенно чудесно вернуться к нормальной работе, снова жить нормальной ангельской жизнью, в возможности которой я сильно сомневался, когда меня колошматили в Аду. С другой стороны, я получил этот короткий отпуск в нормальную жизнь лишь потому, что ухитрялся избежать того, чтобы меня порвали в клочки, застрелили или зарезали, и не один раз, те, кто, насколько я знал, продолжал желать исполнить это. Несколько хвостов после визита в Ад так и повисли. Самыми главными из них были Каз, женщина, которую я любил и которая оставалась пленницей в Аду, и Энаита, могущественный ангел, продолжавшая попытки устранить меня по причинам, о которых я не только не знал, но даже и не догадывался. Можно подумать, я занял ее привилегированное место на стоянке для начальства на Небесах.
И вся эта чехарда, похоже, заварилась вокруг некоей сделки, которую Энаита, выступая под именем ангела Кифы, заключила с Великим Герцогом Элигором, влиятельным демоном, держащим в плену Каз. В качестве подтверждения сделки Элигор получил от Энаиты ангельское перо. На самом деле, оно играло роль компрометирующего свидетельства, которое заставило бы ее молчать, если бы сделка провалилась. Затем перо странным образом попало ко мне (даже не спрашивайте как, если у вас нет в запасе недели), а потом, когда я вернулся из Ада, я попытался обменять его на свободу для Каз. Элигор обманул меня, получив перо, но оставив в своей власти Каз.
И лишь тогда, когда я стал всерьез задумываться, может ли ангел совершить самоубийство, мой младший товарищ Клэренс вдруг задал простой вопрос. А что Элигор отдал в качестве своего свидетельства? Что демон отдал взамен пера? Я о таком не задумывался и теперь понял, что есть причина жить дальше. Понимаете, если я смогу заполучить то, что демон отдал Энаите — а это наверняка один из его рогов, — для него он будет обладать ценностью, не меньшей, чем перо, и я смогу обменять его на Каз, теперь уже правильным способом.