"Прости, любимая, так получилось..."
Шрифт:
— Хорошо, я согласен, как раз один лист остался.
Толстяк радостно всплеснул руками и сложил их на груди.
— Я буду так вам признателен, так признателен, — засуетился он, вновь вытирая лысину платком.
Ривенхарт скривился и указал Лие на лавочку:
— Садитесь.
Уже почти стемнело, однако улица, помимо горящих фонарей, красиво освещалась сиянием переливающихся разноцветными огнями неоновых вывесок магазинчиков и кафе.
Девушка присела на самый край, с удовольствием вытянув ноги. Новые туфли и джинсы успели изрядно отравить ей жизнь
— Подвиньтесь ближе, мне вас не видно. Да не бойтесь вы, я сейчас не кусаюсь! — проворчал тот, подтачивая карандаш небольшим карманным ножом.
Лия скептически фыркнула, но пересела поближе.
Дэн поудобнее устроил на коленях остаток альбома и приготовился к работе. К его собственному удивлению он понял, что сгустившиеся сумерки ему совершенно не мешают. Пожалуй, сейчас художник мог бы и вообще не смотреть на лицо своей модели — он и так помнил его до мельчайших черт и был бы способен нарисовать даже с закрытыми глазами.
Несколько секунд он поводил кончиком карандаша над поверхностью бумаги, как бы репетируя движения руки заранее, прикидывая, куда лягут линии, а затем начал рисовать.
Злость на ушлого галериста, лёгкая усталость, голод, разочарование от утренней неудачи — всё это отступило куда-то за границу чёткого круга света, отбрасываемого уличным фонарём.
В жёлто-оранжевых лучах волосы Лии отливали мёдом, а глаза загадочно глядели из густой тени ресниц. Дэн пожалел, что в его распоряжении только один простой карандаш и он не может передать всей тонкости этих тусклых бликов и странных, нездешних переходов цвета в лиловатых сумеречных тенях.
Он рисовал, как будто в лёгком трансе, словно лаская карандашом бумагу. В мире не осталось больше ничего — лишь двое в световом круге, мужчина и женщина, художник и его муза, отделённые от всего остального невидимой, но явственно ощутимой преградой. То, что безмолвно происходило между ними в эти минуты, было сродни акту любви или рождения — таинство и священнодейство, не предназначенное для посторонних глаз.
Сам заказчик стоял в стороне, неловко переминаясь с ноги на ногу. Жадность и азарт добытчика никуда не делись, но вместе с ними появилось какое-то смутное ощущение, напоминающее стыд. Галерист нервно пригладил лысину и смущённо отвернулся, сделав вид, что критически оглядывает витрину собственного заведения.
Наконец Дэн закончил рисунок, рассеянно потёр висок и медленно отложил карандаш, будто бы просыпаясь. Он тряхнул головой, сбрасывая остатки наваждения, и нарочито небрежно бросил:
— Эй, как вас там! Забирайте свой портрет. И где мои шестьдесят евро? Только учтите, что рисунок вы получите только при одном условии.
Хозяин салона был готов на всё. Он старательно отсчитал наличность и передал художнику, протягивая руки к альбому, из которого пока так и не был вырван заветный лист.
— Я слушаю.
— Вы сейчас приютите девушку в вашем заведении, дадите ей возможность припудрить носик, напоите кофе, покажете ваш ассортимент и проследите за тем, чтобы она никуда не сбежала, пока я ненадолго отлучусь.
—
— Вот и отлично, — снова перебил его Ривенхарт. — Это займет полчаса, не больше. Да, совсем забыл. И не вздумайте давать ей деньги. Даже два евро — она наверняка будет у вас их просить. Иначе мне придется ночевать под мостом в одиночестве.
У владельца галереи был такой вид, будто ему только что выпал роял-флеш. Оказалось, он заимел не просто роскошный портрет, по всему выходило — к натурщице капризный заносчивый гений испытывал неподдельный интерес.
Тем временем Лия буквально задохнулась от возмущения:
— По какому праву вы со мной обращаетесь как с вашей вещью? Что значит «не вздумайте»? Между прочим, вы мне должны два евро и обещали их вернуть через пару часов.
— Не волнуйтесь, господин Ривенхарт, — играть в обычного прохожего с улицы уже не имело смысла, и торговец раскрыл карты. — Все ваши пожелания будут выполнены. Мадемуазель дождется вас здесь. Если будет необходимо, я даже готов её связать.
— Вот и отлично, можете приступать прямо сейчас, — одобрил Дэн, почти втолкнул Лию внутрь художественного салона и быстрым шагом пошёл прочь.
========== Глава 88. ==========
Лия сидела в кабинете у хозяина художественного салона и пила кофе с крекерами. Сам он кружился рядом, как пчела над цветком, и жужжал девушке в ухо:
— Моя дорогая, я ваш вечный должник. Вы представить себе не можете, какую услугу мне оказали.
— Почему же не могу? Очень даже. Достаточно завтра зайти на сайт вашей галереи, чтобы узнать, за сколько продается этот рисунок. Мне отлично известны расценки на работы господина Ривенхарта, — Лие надоели завуалированные намёки торговца, и она решила показать свою осведомлённость.
Он слегка стушевался, но попыток вовлечь её в разговор на интересующую его тему не оставил.
— Это замечательно, деточка. Значит, мы можем всё обсудить по-деловому. Насколько я заметил, вы имеете определенное влияние на нашего признанного мэтра.
Девушка так проголодалась, что сама не заметила, как слопала из фарфоровой ажурной сухарницы почти всё печенье.
— Вынуждена вас огорчить, — допивая кофе, сообщила она. — Это совсем не так. Господин Ривенхарт чихать хотел на чьё бы то ни было влияние. Он меня даже в мастерскую не пускает.
Владелец галереи мысленно кричал: «Бинго!» Он так и знал: эта очаровашка вхожа в особняк художника.
— Как можно не пустить вас? Я уверен, мадемуазель, что вы преувеличиваете, — картинно изумился торговец.
«Ага, как же! Преувеличиваю», — Лия вспомнила полетевшую в неё банку с кистями и поёжилась.
— Бог мой, я же не представился, — внезапно спохватился хозяин кабинета, — меня зовут Гастон Бланшар.
— Очень приятно. Лия Дюваль.
Толстяк задумчиво наморщил лоб. Определенно он где-то слышал это имя. Он перебирал в памяти всех своих друзей и знакомых, но конец ниточки, который он пытался поймать, ловко ускользал от него.