Прости, любовь! Джокер
Шрифт:
Всеми красками закат пылает,
Яркой страстью волны зажигая,
От любви в объятьях солнце тает,
Море ласково его зовет, играя.
Тонет, падая, последний луч заката,
Шумный всплеск и чайки томный крик-
Все. Лишь отблески и тихие раскаты.
Волны шепчут, берег весь затих.
Хорошо,
– Выпей, – протянул ей бокал.
– Я не пью, – она испуганно посмотрела на него большими карими глазами на мертвенно бледном лице. Темные плети мокрых волос с обеих сторон лица безжизненно свисали по плечам, оставляя мокрые следы.
– Я тоже, но сегодня надо, это лекарство, главное, пей, не отрываясь, как воду.
Девушка взяла бокал. Казалось, ее маленькая рука еле держит большой стеклянный сосуд на тонкой ножке. Опущенные веки отбрасывали темные тени от длинных ресниц, белые тонкие губы коснулись жидкости. По лицу пробежала тень отвращения, застывший рот искривила гримаса, но она вздохнула и послушно стала пить, громко глотая и почти захлебываясь. Мужчина помог ей удержать бокал, потом поставил на столик.
Огненная вода обожгла все ее нутро, казалось, что в средине разожгли печь.
В голове звучала какая-то знакомая мелодия, стало тепло, потом жарко, потом очень захотелось спать. Девушка откинулась на спинку стула и немного запрокинула голову, глаза сами собой закрывались, наконец, она сдалась Морфею и уснула.
Когда к столику подошла высокая блондинка в неприлично коротком красном платье, незнакомка ничего уже не слышала, она крепко спала, похожая в широком длинном плаще на маленького, несчастного птенца в гнезде, из которого торчала тонкая оголенная шейка, еле удерживающая голову, свесившуюся на бок.
– Привет Джокер, – кокетливо произнесла длинноногая блондинка, трогая пуговицу спутника спящей девушки. Потом стала засыпать его вопросами:
– У тебя вкус изменился?
– Зачем ты напялил на нее свой плащ?
– Она голая? – длинные пальцы модели умело проникли сквозь прореху, образовавшуюся между двумя пуговицами оттопыренного плаща.
– Что ты сделал с девушкой?
– Слушай, Сабина, это не повод для ревности, только что я выудил это сокровище из моря, одежда ее намокла. Никто из нас тогда не подумал, что нужно забрать мокрое. Ты можешь устроить ее на ночлег, пока я сбегаю, заберу одежду?
– Хорошо, неси девочку в мой номер, как-то разберемся, – она небрежно бросила ему ключ.
Джокер поднял девушку, спящую крепким сном невинного младенца, и понес к Сабине на второй этаж.
Он не спешил, это позволило ему лучше разглядеть лицо своей ноши. У нее была особенная, редкая сегодня, естественная красота: маленькие пухленькие губки раскраснелись, на щеках появился румянец, даже ее
– Что же заставило тебя топиться? – невольно подумал он. Наверное, собственная наивность. Похоже твой вздёрнутый носик завел тебя не туда.
Он бережно уложил ее на кровать прямо в плаще и, прикрыв одеялом, спустился в бар. Взяв у знакомого бармена куртку, вышел на берег.
Это была настоящая осенняя ночь, переменчивая и капризная. Луна то затягивалась тучами, то снова выходила. Ночной бриз пронизывал до костей, но мужчина бежал, и ему было жарко.
Пляж возле яхт-клуба он знал вдоль и поперек. Найти раздевалку в дальнем углу не составило труда, забрав мокрую одежду, помчался в отель, думая о том, что надо бы Сабину попросить быстро высушить ее.
Войдя в номер, мужчина обомлел.
Спасённая девушка, крепко спала, не издавая ни стона, ни шороха, Сабина, низко склонившись над ней, целовала ее оголённое тело.
– Оставь ее! Это не твой клиент, она не для тебя! – рявкнул он неожиданно резко для самого себя, подав голову вниз и вперёд, как баскетболист отбивающий мяч. В эту минуту он был похож на льва, отстаивающего свою добычу. Голубые глаза стали стальными под насупленными темными бровями, русые волосы упали на лоб и щеки, ноздри раздулись, лицо налилось кровью.
– Сумасшедший, ты что подумал? – с этими словами блондинка распрямились. Она смотрела на него с насмешливой и одновременно горькой улыбкой.
– Я осматривала ее руки, нет ли на них отверстий от уколов, тебе, конечно, не могло и в голову прийти, что этот ангелочек может быть наркоманом.
Джокер ошеломленно застыл. То ли от того, что сам от себя не ожидал какого-то странного чувства, заставлявшего уберечь эту незнакомку от любой грязи, то ли от увиденной красоты.
Девушка мирно спала и была похожа на древнюю статуэтку.
Ее волосы высохли и густыми волнами ниспадали на маленькую упругую грудь, увенчанную на самой верхушке розовым соском. Извилистые каштановые локоны достигали талии, настолько узкой, что, наверное, две его ладони, сойдясь, спокойно обхватили бы ее. Загорелая кожа едва наметившегося живота скрывала в ямке посредине маленькой горошины завязь пуповины. Загар резко контрастировал с белой кожей места, всегда прикрытого купальником, красивые фигурные ноги с изящными щиколотками, нельзя было назвать ни тонкими, ни толстыми, как и все тело – ни маленьким, ни большим. Гладкая упругая фигурка, без пятен, синяков и царапин, сияла, как греческая амфора.
Голова его чуть дернулась из стороны в сторону, стряхивая невольное восхищение.
Он подошёл, тихо шепча:
– Проверила? – бережно укрыл одеялом.
– Поедем к тебе? – прошептала Сабина, обвивая его руками и прижимаясь к его высокому спортивному торсу всем телом.
– Не сейчас, я на дежурстве, – он мягко высвободился из ее рук.
– Я вижу, где ты дежуришь, – Сабина насмешливо искривила рот, – тогда, где ты мне прикажешь лечь?
– Ну, пойди к этому немцу, который предлагал тебе руку и сердце. Зачем ты мне об этом рассказывала?