Прости, но я люблю тебя
Шрифт:
— Только хип-хоп.
— Ну, конечно же. И этого ты ещё не слышала, это – классика, Sangue Misto, Otierre и Colle der Fomento.
Она слушает и говорит. Но говорит слишком много, как когда кто-то чувствует себя неловко. Она думает, что, наверное, совершила ошибку. Но ей любопытно, слишком любопытно. Уже несколько месяцев. Он парень сильный и красивый. И вообще, он сейчас свободен. Блин, я не делаю ничего плохого. Он свободен. К тому же, я просто собираюсь прокатиться. Просто прокатиться, это всё. Автомобиль быстро перемещается направо и налево, продвигаясь вперёд, как может. Светофоры, объезды, остановка.
—
— Выходим?
— Конечно. Иначе для чего мы приехали? Так я дам тебе послушать...
Они выходят из машины и заходят в какую-то дверь. Лифт спускается на -1 этаж. Они пробегают длинный тёмный коридор, по всей протяжённости которого в ряд расположено множество железных дверей от гаражей. Он останавливается у предпоследней.
— Это здесь.
Он вставляет ключ в замок и тянет за ручку. Дверь поддаётся. Автоматически зажигается свет. Этот гараж очень большой, он предназначен для двух машин, но сейчас нет ни одной. Он был полностью переделан в репетиционный зал. Здесь есть всё. Инструменты, микшеры, усилители, три микрофона.
— Здесь звукоизоляция. Снаружи и наверху ничего не слышно. Нет даже вибраций. Вместо того чтобы просто поставить резину и свинец, которые немного улучшают звук, я построил звукопоглощающие и звукоизоляционные стены, чтобы получить наиболее широкое звуковое поле, а затем расстелил ковры на полу. С этого всё началось, и здесь я развлекаюсь. И никто меня здесь не достаёт.
— Вот это технологии. Круто, это будущее! Можно я попробую микрофон?
— Нет, сначала ты должна попробовать меня, — он обнимает её сзади и поворачивает к себе. А потом долго целует в губы.
И она думает, что, наверное, это нехорошо, что она не должна быть здесь, что она ошиблась, сев в ту машину, что могла сопротивляться искушению, хоть раз в жизни не объясняя причин с красноречием Оскара Уайльда. Но его руки путают её мысли, по её телу бегают мурашки, они ищут её и находят. Губы следуют друг за другом всё дальше с каждым разом, дыхание становится прерывистым, ритм нарастает, как песня, которая крутится в голове уже долгое время, но у тебя нет мужества сыграть её.
— Ты фантастическая...
— Тсс. Молчи.
Они продолжают и повторяют на бис, как артисты на сцене, которые никогда не молятся, которые не выдерживают напора друг друга. Но только вот одна фальшивая нота всё же резонирует внутри неё, чувство вины, которое никакая стена не сможет поглотить, никакой свинец не сможет изолировать. Олли думает в течение мгновения. Только мгновение. А потом она отпускает себя, как мятежная волна, которая уносится неведомой силой. И закрыват глаза. Предпочитает не думать об этом. Потому что некоторое любопытство не убьёт никого, оно убьёт только сознание.
«...Мне хотелось бы магии, которая загорается по утрам и не гаснет к ночи. Кого-то, на кого я могла бы смотреть и говорить то, что пишу здесь». Стоп. Дилетта снова перечитывает текст, который хочет опубликовать в своём блоге. Она заполняет его каждую ночь. Какая-то мысль. Фотография, где все Волны вместе. Текст какой-нибудь песни. Сцена из фильма. Цитата из книги, которая заслуживает того, чтобы её запомнили навсегда. И, самое главное, слова, которые она скажет ему. Готово. Опубликовано. Слова запечатлены в сети, готовые к тому, чтобы их прочитали, может быть, те самые глаза, которых Дилетта ждёт так
Немного позже Дилетта проезжает по пьяцца дель Пополо, поворачивает к Порта и подъезжает к пьяццале Фламинио. Затем она останавливается у входа в «Вилла Боргезе», которая освещается ночью. Как странно. Здесь словно днём проходят потоки людей, которые заходят или выходят после пробежки, они чего-то ждут, может, пиццы, которая делает напрасными все их спортивные усилия. Две девушки смеются, быстро проезжая на роликовых коньках, в то же время парень делает трюки на скейтборде, поднимаясь и опускаясь по тротуару. Дилетта уже готова уехать, когда видит его. В какой-то момент она его даже не узнала. Но, чем ближе он подходит, тем лучше она различает его черты. И она вдруг чувствует себя счастливой безо всяких видимых причин.
— Привет, лицо злаковых батончиков! — кричит она ему из своей малолитражки.
Филиппо оборачивается и останавливается, опираясь обеими руками на слегка согнутые колени. Он глубоко дышит, но не кажется запыхавшимся. Дилетта подъезжает к нему.
— Ты кто?
— Как это – кто я? — Диллета ещё немного опускает стекло. Филиппо немного краснеет, но стыд пока не успевает добраться до его щёк.
— Дилетта!
— Собственной персоной и без батончика. Что ты делаешь? Какой глупый вопрос. Ты бегаешь.
— Да, точно. Я пришёл сюда, потому что здесь и ночью открыто. Это здорово. Дело в том, что, знаешь, я играю в баскетбол, и здесь я тренируюсь.
— Да ладно! А я играю в волейбол! Так что мы оба можем задать этим мячам! — довольная, она смеётся, поправляя волосы руками.
— Да! Но нужно быть осторожнее, чтобы мячом ничего не разбить! — и они враз начинают смеяться. И приближаются друг к другу ещё на шаг. Хотя и не знают об этом.
— Слушай, раз ты тоже спортсменка, ты бы не хотела побегать со мной в это воскресенье? Мы могли бы прийти утром, тогда бывает очень хорошо, и воздух свежее, — осмеливается предложить он, прилагая усилия, чтобы сохранить нейтральный тон, не зная, получилось у него или нет.
Дилета смотрит на него и немного усмехается.
— Ну не знаю, не думаю.
Филиппо резко теряет контроль над собой, и его голос звучит разочарованно.
— Ты бы хотела побегать вечером? Ну, тоже неплохо. Да и вообще, я просто так сказал.
— Нет, я говорила, что не думаю, что воздух будет таким свежим. Не заметил, что становится всё жарче? Пойдём, когда ты обычно бегаешь, или позже... в пять утра. Но мои родители этого не поймут.
Его щёки уже выдали его смущение, а теперь краснеют ещё и его уши.