Прости, я тебе изменил
Шрифт:
— На каком основании? — сдержанность уже трещала по швам, до боли я сжимала в руке ручку. — Ты же понимаешь, что не имеешь права удерживать меня здесь против моей воли? Я хочу уволиться. Немедленно. Это мое решение. Взвешенное, и оно не оспаривается.
К сожалению, Макара нисколько не убедили мои слова. Он был тверд, как несокрушимая скала. И холоден, подобно многовековому айсбергу.
— Мне нужна причина. Конкретная. Для начала я должен узнать, почему ты приняла для себя такое решение. Аргументируй свое желание уволиться из копании,
Внезапно ощутила себя на приеме у психолога. Вот правда.
Сидела перед ним, таким самоуверенным, проницательным, мнящим себя сострадающим, и боялась открыть ему свою душу. Боялась, что он вывернет ее наизнанку и плюнет в нее.
Я боялась поделиться с ним своими проблемами, потому что он недостоин о них знать. Потому что он — и есть моя проблема. Огромная... гигантская проблема, которую я хочу немедленно решить. Забыть о ней раз и навсегда.
Макар и про мои вложенные в работу силы откуда-то узнал. Интересно, когда успел?
И тут вдруг я обратила внимание на рабочий стол, заваленный кипами документов, среди которых также находились папки с личным делом некоторых сотрудников. И только анкета с моим именем лежала отдельно от общих папок.
Макар проследил за моим взглядом и пожал плечами, мол, а ты как хотела. Имею полное право. Я вообще-то твой начальник теперь. Я обязан знать все о своих подчиненных, вплоть до их фактического места жительства и номера личного телефона.
Класс!
Нам с Глебом теперь еще и переезжать придется, если Громов и дальше продолжит наседать на меня. Этого мне не еще не хватало.
И так голова пухла от всего навалившегося, а теперь еще и раскалывалась.
— Причин несколько, — поспешила я вернуться к опостылевшему диалогу.
Я была твердо убеждена, что не выйду отсюда без подписанного заявления. Если понадобится, буду с боем прорываться.
— Озвучь их, пожалуйста, — требовательно произнес Макар.
Взгляд его стал выжидательным, и это нисколько не способствовало моей решительности. Он надламывал ее без особого труда.
И все он прекрасно понимал. Знал о самой главной причине, потому что сам ею являлся.
Но нужно же потешить собственное тщеславие. Вынудить меня произнести это вслух, чтобы я указала на свое самое больное место.
— Я не понимаю, зачем тебе это знать? Кто ты такой, чтобы я делилась с тобой своими проблемами? — сощурилась, и Макар тотчас нашел ответ:
— Я должен убедиться, что твое решение основано не на одних эмоциях и личной неприязни. Уволиться ты всегда успеешь, а вот найти новое место работы с похожими условиями не так-то просто. Вот я и хочу понять, когда эмоции стихнут, не пожалеешь ли ты о своем решении?
Не сдержавшись, я погано фыркнула.
Да что он знает о моих эмоциях? Если б догадывался, не стал бы ущемлять меня, пользуясь своим положением.
— Я все равно не понимаю, какое тебе
И наверное впервые за время нашего разговора Макар позволил себе опустить затуманенный взгляд ниже моего лица. Гораздо ниже. Как будто в моем скромном декольте он надеялся отыскать верное решение. Будто на моих ногах, обтянутых тонким телесным капроном, было что-то занимательное. С таким нескрываемым интересом он разглядывал мои острые коленки и тонкие щиколотки, словно и ног никогда раньше не видел.
Подо мной будто угли раскалялись. Я заерзала на стуле, желая одернуть юбку вниз... Жалея вообще, что надела юбку. Додумалась же!
Неестественно прочистив пересушенное горло, я выдала резким тоном:
— Ты же понимаешь, я не смогу больше работать здесь! Это слишком для меня.
Макар наконец отвлекся от созерцания и вынырнул из задумчивости.
— Так... и в чем же выражаются твои трудности? — спросил как ни в чем не бывало.
Такому бесчувственному гаду, вроде Громова, меня никогда не понять, даже если я разжую все и в рот положу. Ему не понять, что свежи еще мерзкие воспоминания в моей памяти. И только из-за его появления они снова начали всплывать, расшатывать мою стойкость. Ему же не понять, сколько сил у меня ушло на то, чтобы заделать в сердце дыру. Заделала с трудом, а теперь из нее сквозит страшно.
Да, до недавнего времени я испытывала к нему полнейшее безразличие, а сейчас я его ненавижу, но ведь когда-то я любила его. Да, он лишил меня этого поистине прекрасного чувства. Я утратила его и, скорее всего, безвозвратно. Но находиться рядом с человеком, который посмел сотворить подобное со мной — это все равно что возвращаться в тот ужасный день и заново биться в агонии причиненной им боли. Из раза в раз.
Это вымотает меня. Сведет с ума.
Но ему же этого не понять... У мужчин не так все устроено. Готова поспорить, наличие бывшей в радиусе ста метров только подстегивает Макара, а меня же претит это чертово соседство.
Всеми силами я старалась держаться невозмутимо. Не смотреть на Макара больше. Держать оборону и не давать ему меня сломить.
— Как ты себе это представляешь? — всплеснула я руками. — Вот скажи, как мне заставить себя работать на человека, который в любой момент может всадить нож в спину?
Громов на краткий миг сомкнул веки и глубоко вздохнул. С сожалением. Складывалось впечатление, будто ему вдруг стало невыносимо стыдно.
Как жаль, что это впечатление было ложным.
— Аль... — едва слышно произнес Макар, однако этого хватило, чтобы меня насквозь прошило разрядом тока.