Прости за любовь
Шрифт:
Следующие дни будут похожи на американские горки: то она будет тащить его в номер, то после любовных утех закатит истерику, что он не любит ее, а только развлекается, что они скоро расстанутся и никогда больше не увидятся. В конце концов мужчина скажет, что это правда, что у них всего-навсего короткий курортный роман. Полдня она не будет его замечать, а потом пришлет Аню (Маню или Таню) с запиской. Вот здесь надо устоять и не идти на свидание. Потому что если пойдешь, то сразу начнется преследование с угрозами и обмороками. Как-то одна девушка пришла к Диме домой и сказала,
– Мы повезем вас в пятнадцатую, – сказал врач с грустным лицом.
– Куда?
– В психиатрическую… Вы же хотите покончить с собой, да?
Девушка решила, что это шутка, но мама в таких случаях шутить не любит, и девушку отвезли в психиатрическую клинику.
Больше она не приходила.
А вот Тарас любит подобные «развлечения» и с удовольствием пускается в них, говоря: «Даже если Люда снимет меня с женщины, я скажу, что это неправда. И она мне поверит, потому что очень хочет в это верить».
Дима думал об этом и смотрел на воду, как вдруг его внимание привлекла девичья фигура, залитая солнцем. Это была та самая девушка, в сарафане, с той же папкой под мышкой. Дима почувствовал, что краснеет. Боковым зрением он увидел, что Света посмотрела сначала на девушку, а потом на него.
– Явление великой художницы народу! – с насмешкой выдавила она. – Аня, сделай что-нибудь, чтобы она отстала.
Но девушка и не думала приставать к ним. Она помахала рукой и прошла вглубь пляжа на последний, четвертый ряд.
– Вы ее знаете? – спросил Тарас.
– Это Настенька, – ответила Света, подражая детскому голосу, – повариха в детском саду. А я имею счастье жить с ней в одном номере.
– А почему ты говоришь с такой иронией? – не унимался Тарас.
– Да потому, что у нее мозги не на месте, – пояснила Света, коротко взглянув на Диму.
– Ну что ты выдумываешь? – В голосе Ани звучал укор. – Она нормальная девчонка.
– А, ладно! – поморщившись, махнула рукой Светлана. – Нам что, больше говорить не о чем? Я ее знать не знала и, когда домой вернемся, общаться не намерена.
– А откуда же вы, красавицы? – поинтересовался Тарас, глядя на Свету.
– Из Сум.
– О, Сумы! – Тарас поднял вверх палец. – Я давно хотел узнать, почему Сумы – это Сумы, а не… ну, не знаю. Откуда такое название? Наверное, там все с сумками ходят, вот с такими большими, – он развел руки в стороны, – в поисках дефицита!
– Я с сумками не хожу, – отрезала Света.
– Вы почти угадали, – Аня растянула губы в вежливой улыбке, – существует легенда, что город построен на золото, найденное в трех сумках.
– Это как?
– Казаки нашли три сумки с золотом – их вроде бы потеряли курьеры Богдана Хмельницкого. Решили, что это Божье благословение, и построили на том месте крепость. На первом гербе нашего города изображены эти самые сумки.
– Очень познавательная история! – воскликнул Тарас.
– Я иду купаться. – Дима бросил на лежак темные очки и пошел в воду. Ему не хотелось слушать пустую болтовню. Ему хотелось к Насте. Его тянуло к ней.
Направляясь к воде, он поигрывал мускулами и старался выглядеть красивее Аполлона Бельведерского. И еще он чувствовал что-то новое, непривычное и необъяснимое. У него сжалось в груди и пересохло во рту, он был как натянутая струна, вот-вот готовая лопнуть.
Настя расстелила полотенце на лежаке и сняла сарафан. Посмотрела на пляж и вспомнила слова нового заведующего: «Используй путевку на все сто. Ходи на все процедуры, плавай не менее пяти раз в день, и обязательно раненько утром, до завтрака. Ты должна быть здоровой, у тебя особая работа». Да… Работа у нее действительно особая – такого премерзкого заведующего с липким взглядом свинячьих глазок еще поискать! После встречи с ним хочется вымыться, будто он не смотрит, а ощупывает пухленькими ручками с толстенькими бабскими пальцами. Но вообще-то ей грех жаловаться на работу – радоваться надо, что общежитие дали, что надбавка к окладу есть, что на квартирный учет поставили. И на такой курорт отправили! У других девчонок этого и в помине нет. Настя собралась с духом и пошла к морю. Попробовала воду ногой – холодная! – и, все сильнее сжимая кулаки в надежде, что привыкнет, вошла в море.
Сколько раз, сидя под деревьями, они с друзьями говорили о море и удивлялись, что вода в нем соленая и что оно глубже и шире речки, на которую их водят купаться. Настолько шире, что другого берега не видно. Это невозможно было понять, как и то, что за высоким забором есть другая жизнь, в которую им придется когда-то войти, навсегда закрыв за собой двери детского дома. Иногда из той жизни к ним наведывались люди, они ходили по корпусам, смотрели на детей и уходили. Это могла быть санитарная или пожарная инспекция или социальные работники, проверяющие условия жизни, – детям было все равно, они бросались ко всем и просили забрать отсюда.
Насте было пять лет, когда она тоже попросила забрать ее. Она взяла тетю за рукав и рассказала обо всем, что лежало на сердце: что у нее есть мама, что мама ищет ее, что нужно только забрать ее отсюда, и мама сразу ее найдет. И еще она сказала, что ее мама самая добрая и красивая. Тетя обещала забрать ее завтра утром, и Настя всем сердцем поверила. Перед сном она разложила на кровати сиреневый шерстяной платок, положила на него старенького облезлого лисенка, вязаную шапочку, осенние ботинки, желтое в цветочек платье из ацетатного шелка, альбом и три карандаша: синий, красный и зеленый. Потом завязала платок узелком, сунула под одеяло и, одетая, легла в постель.
Она боялась раздеться, чтобы не заставить тетю ждать, а то вдруг у нее не будет времени. Она боялась уснуть, но незаметно закрыла глаза, и… Утром она получила нагоняй от воспитательницы за то, что легла спать в одежде. «Меня сегодня повезут к маме!» – с достоинством сказала Настя, и спальня погрузилась в мертвую тишину. А потом вдруг все дети заплакали. Прибежали другие воспитательницы, начали их успокаивать, но это не помогало. Дети должны были наплакаться, чтобы отлегло от сердца. Потом все вернется, но это будет не сегодня.