Простить нельзя расстаться
Шрифт:
Марик! Огляделась, приподнимаясь на локте. Как её сюда занесло? Пустые стены оливкового цвета, односпальная кровать с застиранными, когда-то белыми, а теперь сероватыми простынями и коневым одеялом, рядом с кроватью тумбочка молочного цвета. Больница? Даша села и обнаружила, что одета в бледно-лиловое платье шифт из тонкого трикотажа с достигающими локтя рукавами. Белья под платьем не было. Как же так? Её увезли из дома, переодели, уложили на чужую кровать, а она ничегошеньки не помнит? Нашарила ногами пластмассовые шлёпанцы, встала, но тут же схватилась за спинку кровати. Комната медленно плыла. Переждав
Отсутствие телефона не слишком огорчило. Кому звонить? Родители не поддерживали с ней связи, так и не простив случившееся двенадцать лет назад. Возможно, вернись беспутная дочь в дом, покайся, попади под полный их контроль – пожалели бы. А так! Устроилась лучше многих путёвых. Разве таких прощают? Хозяина беспокоить она бы не решилась, Марика пугать – тем более. Оставались хозяйка и Муза – кто-то из них отправил Дашу в больницу. С этими говорить даже в бодром состоянии выше её сил, а уж в полуживом…
Добрела до окна. Подоконник располагался на уровне плеч, а стёкла до середины закрывала белая плёнка, так что разглядеть можно было лишь чистое небо и верхушку растущей неподалёку берёзы. Ветки её недавно оперились, глянцевые листочки ещё не успели заполнить крону, полупрозрачная, она лучилась оптимизмом.
Даша стояла, ухватившись обеими руками за подоконник, и вглядывалась в небо, будто там можно было найти ответы на копошащиеся в голове вопросы – путанные и тревожные. Вздрогнула, услышав щелчок замка, резко обернулась и едва не упала – комната снова превратилась в карусель.
– Здравствуйте, больная, – послышался то ли низкий женский, то ли высокий мужской голос.
Уже через секунду уверенные руки подхватили готовую упасть девушку. Она, сделав усилие, сосредоточилась и разглядела обнимающую её обладательницу пышных форм, крашенных в рубиновый цвет коротких волос и чёрных усиков.
– Что-то я не… – бормотала Даша, – кружится всё.
– Вот так, милая, осторожно, – женщина помогла дойти до кровати и улечься. На ней был форменный костюм сиреневого цвета, на кармашке болтался прицепленный блестящей прищепкой бейджик. Прочитать Даша успела только имя: Эльвира Васильевна.
Эльвира Васильевна открыла тумбочку и выхватила из её недр пластиковую бутылочку. Пациентка с благодарностью приняла воду, сделала несколько глотков – как раз вовремя, её мутило от насыщенного цветочного аромата, окутавшего всё вокруг.
– Я твой лечащий врач, – сообщила
Стул пугливо захрустел под тяжестью объёмного тела, но выдержал. Сладкий аромат отступил.
– Под матрасом лежит пульт, можешь приподняться, так будет удобнее.
Выудив закутанную в плёнку чёрную пластину, Эльвира Захаровна, нажала на самую большую кнопку в центре. Кровать послушно приподнялась, теперь Даша полусидела. Она пошевелила губами, беззвучно поблагодарив, и приготовилась слушать. Доктор не спешила начать разговор – углубилась в записи на планшете.
Нетрудно было догадаться, что клиника недешёвая. Как её угораздило здесь оказаться, Дарья не помнила, и это её беспокоило больше всего, если не считать мерзкого самочувствия. Эльвира Васильевна внесла в электронную карту дату и отложила планшет.
– Итак, больная, какие жалобы?
– Что со мной? – Чёрные, довольно густые брови докторши взметнулись, словно вопрос поразил её своей неуместностью. Даша поспешила уточнить: – Я ничего не помню. Меня "скорая" сюда привезла?
– Это первый припадок? – не отвечая, доктор снова отвлеклась на планшет, что-то туда записывая.
– Припадок? – Даша приподнялась, вцепившись в края кровати. – Чего?
– Значит, первый, – кивнула Эльвира Васильевна с довольным видом. – Это радует. Надеюсь, случай не запущенный.
– Подождите! Я совершенно здорова! Мой работодатель настаивал на ежегодном обследовании, никаких отклонений…
– Всё когда-нибудь случается впервые, – заметила врачиха с философским видом. – Не стоит так переживать. Мы вас обязательно поставим на ноги.
Даша снова упала на подушки и обречённо поинтересовалась:
– Долго я здесь пробуду?
– Шесть недель как минимум. А что тут удивительного? Месяц интенсивной терапии, да и потом надо будет наблюдаться. – Упредив возмущение пациентки, Эльвира Васильевна заявила, поднимаясь: – повторение припадка опасно не только для тебя, но и для окружающих. Мы не имеем права опустить раньше, чем окончательно исключим возможность рецидива.
Очень хотелось плакать. Даша обречённо наблюдала, как затянутая в медицинскую форму пышнотелая женщина выходит из палаты, всхлипнула, услышав щелчок замка, уткнулась локтевой изгиб согнутой руки, протяжно заныла:
– У-у-у-у-у-о-оо-о-аааа…
Сосредоточиться было по-прежнему трудно. Сердце сжималось от мысли о Марике. Рубиновы не станут рисковать, наверняка уволят припадочную няню. Что же это было? Что? Докторша так и не назвала диагноз, он настолько страшен? От стонов или от волнений, разболелась голова. Новый визит застал пациентку сидящей по-турецки и стискивающей ладонями виски.
– Совсем худо? – участливый скрипучий голос принадлежал сухонькой старушке в кипельно-белом халате. Причёска нянечки, доставившей в палату тележку с завтраком, напоминала укрытый снегом куст или горку взбитых сливок, щедро присыпанных сахарной пудрой. Сладкое сравнение не пришло Даше в голову, ей показалось, что у неё в гостях состарившаяся Снегурочка. Та суетливо выставила на тумбочку тарелку с залитой молоком гречневой кашей, накрытый ломтиком белого хлеба стакан киселя, положила салфетку, а на неё – ложку, – подзаправься, сердешная!