Простите меня!
Шрифт:
Наконец близнецы насытились. На столе остался сиротеть только тихоокеанский селедочный хвост. Михаил Борисович собрался с духом.
— Я не подлец, — сказал он хрипло, — никогда не поступал бесчестно по отношению к женщинам.
— Да, это верно, — заметил Дима.
Венеролог на выпад внимания не обратил.
— Все это совершенно неожиданно, — продолжал он, — но я готов, готов понести… Хотя, признаться, не чувствую никакого голоса крови.
— Ну, кровь можно в лабораторию сдать, —
Она что-то промычала и принялась толкать мужа локтем в бок.
— Нет, нет, не уходите, — взмолился Михаил Борисович. — Мы сейчас во всем разберемся.
— Без ДНК тут не разобраться, — покачал головой Дима. — А в самом деле, Михаил Борисович, задержитесь на два денька, сдайте анализ!
— У нас большая очередь, — процедила сквозь зубы замминистерша.
— Н у, по знакомству, по блату так сказать? — скривился просительно Димка.
— Спасибо, нам ДНК не нужно, — сказал невежественный не то Гриша, не то Миша.
А потом кто-то из них продолжил:
— Мы приехали потому, что с мамой очень плохо. У нее почка блуждает. Она хочет проститься с вами, Михаил Борисович. Перед смертью.
Эмигрант опустился на стул осторожно и плавно, как в замедленном кино. Оленька снова заплакала.
— Да вы не переживайте, ребята, — подбодрил близнецов Дима. — Все будет в порядке. Здесь такие медицинские светила — сила. Михаил Борисович, когда нужно, может из-под земли любое лекарство достать, а то и почку, которая блуждать не будет. А вы-то сами как? У вас все в порядке?
Миша и Гриша замялись, но потом решились, поведали о своих проблемах в той же странной манере одного голоса на двоих:
— Мы не хотели вас беспокоить.
— Но из-за маминой болезни нам пришлось…
— …все продать, даже дом.
— Сейчас живем у друзей.
— Деньги на билет сюда заняли.
— Нам одиннадцатый класс заканчивать.
— А из школы выгнали…
— …так как нет прописки.
— И национальность нам мама русскую записала.
— Только вы не думайте…
— …мы ничего не просим.
— Если мама выздоровеет…
— …ее можно в Дом инвалидов поместить.
— А мы в рыбаки пойдем…
— …или на Север завербуемся.
— Только вы, пожалуйста…
— …поезжайте к маме!
— Это ее самое главное желание.
— Она вас до сих пор любит.
Оленька шумно, со звуком «и-и-и» втянула воздух и зашлась в рыданиях.
Михаил Борисович обхватил голову руками:
— Все рушится. Столько времени, усилий. Нет, это просто, просто театр абсурда.
— Театр, — прошептала Люся.
Она вспомнила. Вспомнила, где видела этих пареньков. Вернее, одного, то ли Гришу, то ли Мишу. Оттого, что лицо удвоилось, она сразу
Люся схватила диванную подушку и уткнула в нее лицо. Плечи ее дрожали.
— Ни в какие рамки… Стасик, мы уходим, — вскочила замминистерша. — Спасибо, было очень… очень вкусно.
После ухода сановной пары, которую в грустной почтительности проводил Димка, Люся, насмеявшись, подняла лицо.
— Ну все, хватит, — сказала она. — Михаил Борисович, иди спать, тебе завтра в дорогу.
— Так как же, вот… дети, — прошамкал он.
— Иди, иди, я с ними разберусь, с сиротками.
Но ей пришлось самой проводить по-стариковски ссутулившегося эмигранта, уложить его и дать снотворное.
Она вернулась в комнату к молодежи и… не стала их бранить, только спросила Оленьку:
— Ты тоже была с ними заодно?
— Да где ей, — усмехнулся Димка, — раскололась бы на первой реплике. Но рыдания вписались очень натурально. Олька, не дуйся, это была твоя лучшая роль, реализм в заданных обстоятельствах, Станиславский в гробу перевернулся.
— Мама, ты не обижаешься? — спросил Женя. — По-моему, здорово вышло. А какой фотомонтаж!
— Анализ следовало бы все-таки сдать, — размечтался Димка.
Люся погрозила ему кулаком и повернулась к близнецам:
— Вам действительно негде ночевать?
— Мы в общежитии.
— Спасибо.
— Извините.
— Вы очень вкусно готовите.
Утром Димка и Женя ускользнули из дому рано, и свой гнев просвещенный Михаил Борисович попытался выместить на Люсе. Но она его быстро осадила.
— Будет тебе, — сказала она, укладывая чемодан. — Рыльце-то в пушку. Подумаешь, дети пошутили. Кальсоны класть или там жарко?
Михаил Борисович пытался по телефону объясниться с бывшим руководством, раскрыть глаза на коварство пасынков, но замминистра его слушать не стал, бросил трубку.
Эпилог
Я показала Люсе рукопись. В целом она ее одобрила. Но заметила:
— Как-то сухо у тебя получилось. За душу не берет. Одни разговоры, нет психологии и природа не описывается.
— Хочешь, — предложила я, — эротические сцены добавлю?
— Что ты! — замахала руками Люся. — Ведь дети читать будут.
— Думаешь, наших детей можно чем-то удивить? Фамилии и имена изменить?
— Зачем? — удивилась Люся.
— Так принято. Пишут в начале: «Все события вымышлены, все совпадения случайны».
— Я своей жизни не стыжусь, — обиделась Люся. — Оставь как есть.
— Финал не могу придумать, — пожаловалась я. — Нужен хороший завершающий аккорд.
Прототип задумалась, а потом спросила: