PRосто быть богом: ВВП
Шрифт:
Вскоре на всех пяти объектах выборы продолжились в рабочем режим. Лишь груды мёртвых ромашек во дворах, да следы собачьих лап на школьном паркете напоминали о недавнем досадном происшествии.
Откуда шёл звонок лже–террориста, выяснить так и не удалось.
Вот те раз! По аллее, ведущей от здания администрации, навстречу Степанову шла Ольга Ильинична Жарская. Увидев следователя, она остановилась.
— Как же так, Ольга Ильинична? — Степанов старался казаться спокойным. — Ведь мы же
— Ну, вот и встретились, — ответила Ольга. Глаза её были голубыми и в меру безмятежными.
— Хорошо. Встретились. Но вот разговаривать будем в другом месте. Попрошу пройти со мной. В прокуратуру.
— Ну, Юрий Аркадьевич… — Ольга смотрела не в глаза, а куда–то вдаль, за его спину. — Давайте лучше… А знаете, что? Поехали со мной!
— Никуда я с вами не поеду, — отрезал Степанов. — Или сейчас, сию минуту, мы с вами проследуем в мой кабинет…
— Так вы к нам насовсем? — Ольга вместо того, чтобы испугаться, почему–то смеялась.
— В мой временный кабинет, — уточнил Степанов. — В деле исчезновения вашего мужа возникли новые факты. Скажите, Ольга Ильинична, по какому поводу вам сегодня звонила Наталья Сергеевна Сухова? Та самая, которая последней видела и беседовала с вашим супругом? И прошу, не отнимайте моего времени, не отпирайтесь, звонок зафиксирован, владелец телефонного номера идентифицирован.
— Так вот отчего вы такой колючий, Юра! — Ольга улыбнулась и подняла руку, будто хотела поправить следователю причёску.
— Юрий Аркадьевич! — жёстко поправил Степанов. — Вам будет предъявлено обвинение в преступном сговоре, — отчеканил он, стараясь не смотреть в смеющиеся зелёные глаза.
А Ольга смотрела вовсе не на Степанова. И рукой подавала знаки совсем не ему. Со спины к следователю неслышно и совсем близко подошла та самая тётка Наталья, с которой, очевидно и находилась в преступном сговоре Ольга.
— Юрий Аркадьевич, поедемте со мной, — лисьим голоском попросила Ольга.
— Па–прашу пройти! — противным голосом приказал Степанов.
Или это ему только показалось, что он так сказал? Что–то кислое и влажное накрыло его лицо, мягкие ранние сумерки сменились тёмной, бесшабашной ночью. В мозгу словно взорвалась шальная петарда, рассыпалась мелкими смешными осколками.
— Зачем ты так? Я бы его уговорила, — вздохнула Ольга.
— Что–то уж больно он сердитый, — тётка Наталья, не отнимая руки с платком от лица Степанова. — Да ты не бойся, дочка. Очухается миленький. Мы так хряков успокаиваем. Перед тем, как кастрировать.
— Звучит обнадёживающе, — покачала головой Ольга. — Ну что, дотащим?
Женщины подхватили под руки безвольно подчинившееся тело Степанова и потащили к стоящему за углом администрации раздолбанному мотоциклу.
Следователь что–то бормотал, пел, хихикал, и окончательно обмяк уже в коляске, накрепко пристёгнутый ремнями безопасности.
Степанов
Очень знакомая решётка… Значит, он в метро имени Мысливчика? Как он здесь очутился? Надо бы подумать…
Но времени на размышления не было. Дребезжащий, пугающий звук неумолимо приближался. Кажется, поезд, подумал Степанов и зажмурился. Его тело вновь проваливалось в никуда. Наверное, вот так и рождаются в космосе чёрные дыры…
Сознание пульсировало: то возвращалось, то меркло вновь. Трясло неимоверно. Запахи стали иными. Пыль, бензин, свежескошенная трава, навоз и — по–прежнему — укроп. Степанов заставил себя приподнять веки. Теперь он находился в поле. Поле мерно покачивалось и проплывало мимо. Стог сена, ряды капусты, берёзы, такие белые, такие невинные. И — неожиданно — чудище.
Шляпа набекрень. Пижонский красный шарф. Нелепый, в бурых разводах, плащ. Широкие штаны. На одной ноге — кроссовок. На другой — модный остроносый ботинок из крокодиловой кожи. Чудище–пугало смотрело прямо на Степанова наглыми пуговичными глазами и чуть ли не подмигивало. Нет, лучше обратно, к звёздам…
Степанов очнулся, похоже, окончательно. Он глубоко вздохнул и открыл глаза, чтобы тотчас закрыть их вновь.
Вдалеке звучали женские голоса. Хрипловатый, вроде — тётки Натальи. И мелодичный, от которого ёкало сердце — Ольгин. Может, и не бред.
Степанов открыл сначала левый, затем и правый глаз.
Он сидел в коляске мотоцикла, почему–то сжимая в руке пучок укропа.
А над ним, следователем Генеральной, между прочим, прокуратуры, склонилось жизнерадостное лицо Жарского.
Глава седьмая. Разбор полётов
Мышкин охотился на ботинок Генералова. Добыча была не из лёгких, увесистая такая добыча. Но Мышкин, храбрый малый, простых путей не искал. Притворившись ветошью, он валялся под столом и ждал момента. В суровых ботинках Генералова он, похоже, нашёл уязвимое место…
В штабе их осталось четверо. Вика спала на штабном диванчике. Палыч, накачанный кофе по самую маковку, гипнотизировал молчащие телефоны. В холодильнике ждали своего часа шампанское и водка. Шампанское — отмечать победу. Водка — заливать горечь поражения. Сухов и Генералов пили нейтральный коньяк. Результатов с последних участков всё ещё не поступало.
По уже полученным данным все три кандидата шли нос к носу. Но решающими должны были стать цифры с тех самых объектов, где днём шли нешуточные бои. Генералов был уверен в победе. На последних участках побеждал Сухов, притом со значительным перевесом — более полутора тысяч голосов. Генералов не любил зыбких побед, поэтому заряжал урны на победу чистую, убедительную.