Просто дыши

Виггз Сьюзен

«Как и моя мать», — думала Аврора, когда кто-нибудь спрашивал ее об этом, но она не произносила этого вслух. Она старалась не сосредотачиваться на мысли, что она теперь в том же возрасте, когда ее мать забеременела Авророй.

Давным-давно Аврора перестала спрашивать отца, почему ушла ее мать. Но она не переставала гадать об этом. У мамы была серьезная работа. Она содержала дом Гвендолин Данди, чей громадный викторианский особняк стоял на холме с видом на бухту. Наследница громадного состояния, миссис Данди нанимала небольшой штат прислуги,

который обслуживал ее поместье, и заставляла их работать во все лопатки. Мама часто приходила домой разбитая и измученная, полная жалоб на то, как миссис Данди трясется над своей коллекцией хрусталя, или на ее надоедливую самоуверенную болтовню.

— Теперь ты сама можешь стать чьей-нибудь приемной матерью. — Эдди ткнула Глиннис пальцем между ребер.

Глиннис вздрогнула:

— Не пугай меня. — И, торопясь сменить тему, она кликнула другой линк на компьютере. — Может быть, одна из нас может взять интервью у Дики Романова. Предполагается, что он родственник русского царя.

— В России нет царя, — сказала Аврора.

— Больше нет, — согласилась Глиннис, просматривая список выпускников школы. — Некоторые из Романовых бежали из России, приехали в Америку и занялись меховой торговлей.

— Моя мама говорит, что Дики держит магазинчик для наркоманов, — сказала Эдди. — Я проверяла, он не продает меховых шапок. Только заколки для волос и кальяны и все такое. — Она говорила так, словно знала в этом толк.

— Одна из нас может поговорить с той женщиной, у которой магазин художественных принадлежностей, — предложила Аврора. — Джуди де Витт. Она делала эти металлические скульптуры в городском парке. — Мысль об интервью с художницей ей понравилась, поскольку изобразительное искусство было ее любимым предметом.

— Мы можем спросить ее, где она делала себе пирсинг языка, — заявила Эдди с преувеличенным трепетом.

— Что плохого в том, чтобы сделать себе пирсинг? — спросила Аврора.

— Это признак повреждения мозга, — констатировал ее отец, входя в комнату. — Во всяком случае, я слышал такое мнение. — Он бросил в Аврору пакет «Читос» и вручил ей банки с имбирным лимонадом. — Держите, озорницы.

Аврора вспыхнула. Она называла своих подруг озорницами лет сто тому назад, и их, вероятно, от этого так же тошнило, как и ее.

— У тебя же есть татуировка, — возразила она. — Это признак чего?

Он рассеянно почесал руку. Его рубашка скрывала длиннохвостого дракона, вытравленного на его плоти.

— О, я был молодой и глупый.

— Почему ты ее не сведешь?

— Это напоминание о том, чтобы не быть таким дураком, — сказал он.

— Эй, мистер Боннер, — произнесла Глиннис учительским тоном. — Мы должны взять у кого-нибудь интервью для социологии. Могу ли я взять интервью у вас?

— Моя жизнь — открытая книга.

О-хо-хо, подумала Аврора, припоминая все те разы, когда она спрашивала о своей матери. Там были кое-какие секреты, кое-что, что ее отец не любил обсуждать. Например, о Тихуане, откуда приехали Аврора с матерью,

и на что была похожа их жизнь, пока они не переехали. Он всегда вел себя так, словно тут и говорить не о чем.

«Когда тебя привезли в Штаты, ты получила шанс на лучшую жизнь», — было его любимое объяснение. Когда она хотела знать, что было не так с их старой жизнью в Мексике, он просто говорил: «Это было нездоровое место. Слишком много нищеты и болезней».

— Когда вам будет удобно? — спросила Глиннис.

— Как насчет прямо сейчас?

Она на мгновение показалась испуганной, затем пожала плечами.

— Я возьму блокнот.

Глиннис и Эдди ловили каждое слово, которое произносил отец Авроры, когда он говорил о том, как рос в Гленмиуре, и как он учился в школе, и как был одним из волонтеров, которые боролись с огнем в Маунт-Вижн, и как, может быть, этот опыт позже привел его к тому, что он стал самым молодым капитаном пожарных в районе.

Аврора знала, что множество других ребят были волонтерами, когда горела Маунт-Вижн, но никто из них не стал пожарным. Что-то еще склонило его к этому делу, хотя он никогда не объяснял, что именно.

Она взяла альбом и принялась работать над изображением Икара, который был в таком восторге от полета, что забыл о предостережениях отца, подлетел слишком близко к солнцу, и его крылья расплавились. Она рисовала его за мгновение до того, когда он еще не подозревал, что упадет в море и утонет. Ей хотелось, чтобы в последнюю секунду он припомнил предостережение отца и улетел в безопасное место, но вы не можете менять древних мифов. Это случилось так, как случилось, и никакие желания ничего не могут изменить.

В английском классе они изучали греков и архетипы, которые пришли из мифологии. Когда Ахиллес был рожден, ему предсказали, что он будет безупречным воином. Его мать-богиня взяла младенца за пятку и опустила его в реку Стикс, зная, что это защитит его от ран. Он вырос, защищенный от всех опасностей, просто как ее отец на Цветочной ферме Боннеров. От него ожидали великих вещей. Он даже не знал, что одно крошечное пятнышко на его пятке не было опущено в магическую реку. Он не имел представления о том, что уязвим. Силы небесные не сказали ему об этом. Если бы он знал о своем слабом месте, это знание уменьшило бы его мужество и удержало бы его от риска, которому подвергается всякий воин.

Главный смысл мифа заключался в том, что каждый уязвим, каким бы сильным он ни казался. В случае с ее отцом Аврора знала, где была его ахиллесова пята. Это была она. Он никогда этого не говорил. Он не должен был. В маленьком городке, где все знают всех, она слышала несколько версий этой истории. Ее отец должен был поступить в колледж или играть в какой-нибудь бейсбольной команде и стать богатым и знаменитым, может быть, жениться на звезде или наследнице. Вместо этого он окончил свою карьеру с Авророй и ее матерью, опасной работой и пачкой счетов на оплату.