Просто мы научились жить (2010-2012)
Шрифт:
Марина улыбнулась.
– Я тоже рада тебя видеть, Яночка.
Женя смотрела на них во все глаза. Она не вмешивалась – было интересно, чем же кончится эта дуэль взглядов, столкновение двух примерно равных по характеру сил.
– И что ты здесь делаешь, позволь поинтересоваться? – Спросила Яна, глядя исподлобья и улыбаясь опасной, яркой улыбкой.
Марина растерялась. Посмотрела на Женю, и снова на Яну.
– В смысле… Она тебе не сказала?
– Что не сказала?
Яна была суть воплощенное ехидство и изящество. Вот только одну бровь не приподняла – не умела,
– Мы приехали искать Лёку, – сказала наконец Марина, осознав, что помогать ей никто не будет, – ты давно её видела?
Яна расхохоталась. Она смеялась долго, раскатисто, с удовольствием.
– Ты серьезно? ВЫ приехали искать Лёку? Вдвоем?
– Да.
Марине надоел этот спектакль – она плечом отодвинула Яну, прошла в номер и присела на край кровати, не отказав себе в удовольствии положить ногу на ногу, обнажив кусочек бедра. Теперь они с Женей сидели, Яна же осталась стоять. Она переводила взгляд с одной на другую, и улыбка медленно сползала с её лица.
– Жень, она правду говорит?
Женька равнодушно кивнула.
– Ну и ну. Ну и… Ну и ну.
Яна ошарашено помотала головой, и, будто приняв какое-то решение, кивнула.
– Ладно. С тобой, – она махнула в сторону Марины, – я разговаривать не хочу и не буду. Жень, а с тобой мы можем продолжить внизу в ресторане или поехать к нам в гости. Серега будет рад.
– Хорошо, – согласилась Женя, слезая с подоконника, – выбираю в гости.
И под удивленным взглядом Марины они вышли из номера и закрыли за собой дверь.
Вот так-то, милая.
Вот так.
Глава 11.
– Не понимаю я тебя, дорогая.
Яна повторила эту фразу уже трижды, а Женя всё так же не реагировала – сидела на табуретке, поджав ноги, и маленькими глоточками пила кофе. На смешных кухонных часах в виде избушки стрелки минутная и часовая сошлись на цифре «3», а электронные на микроволновке показывали «03-10». Кухня утопала в клубах дыма – так и не смогла себя приучить Янка разговаривать без сигарет, и без коньяка не обошлось – вот он, стоит на столе, бутылка Хеннеси, и бокалы рядом – один полупустой – Янкин, другой полный – Женькин.
– Нет, правда, зачем тебе это? Ведь она же недавно предлагала тебе руку и сердце, ты сама отказалась, а теперь едешь черт знает куда искать её. Не понимаю.
Окно открыто, и в него то и дело проникает ветер с финского – пресный, яркий, с запахом грозы и тумана. А кухня у Янки с Серегой огромная – на такой половина Жениной квартиры поместилась бы – с большим столом, вокруг которого стоит добрый десяток стульев, и с трехкамерным холодильником, и с двумя мисками для собачьего корма.
– А где твой пес? – Спросила вдруг Женька, отрываясь от созерцания мисок.
– Дорогая, – укоризненно ответила Яна, качая головой, – в три часа ночи Рексик, как и остальные члены моей семьи, мирно спит. Подозреваю, что делает он это рядом с Серегой, заняв случайно освободившееся место. И утром получит за это по первое число. Мы достаточно отклонились от темы, чтобы ты перестала убегать и ответила на вопрос?
– Достаточно, –
Пока Яна включала кофеварку и ополаскивала чашки, она подошла к окну и, отодвинув тяжелую штору, посмотрела вдаль. Там, освещенный ночными фонарями, виднелся кусочек парка, и если всмотреться, можно было увидеть маленькую полоску набережной. Однажды, очень давно, они гуляли там вчетвером – Макс, Сергей, Олеся и она, Женя. Приехали после работы, и бегали по траве, швыряя друг другу фрисби и бесконечно объедаясь сливочным мороженым. Наверное, тогда все прохожие решили, что они – две семейные пары, выбравшиеся на прогулку в этот чудный весенний день. Серега то и дело принимался таскать Женю на руках, угрожая сбросить в море, а Макс с Олесей бегали вокруг них и подбадривали то одного, то другую.
– О чем ты думаешь, Жень?
Она обернулась и увидела, что на столе уже стоят большие чашки с кофе, и порезанный дольками грейпфрут. А над всем этим – Яна – смотрит грустно и понимающе.
– О том, что в этом городе слишком много воспоминаний.
Кофе оказался даже вкуснее, чем первый раз – что-то такое Яна в него добавляет, от чего вкус становится мягким, и совсем не горьким. Женя сделала еще глоток, заулыбалась на подругу, и наконец ответила на её вопрос:
– Я не знаю, зачем мне это.
– Тогда почему ты это делаешь? – Удивилась Яна. – Если даже не знаешь, зачем?
– Потому что мне кажется, что пришло время перестать знать и начать чувствовать, – Женя поставила чашку на стол и громко выдохнула, – знаешь, я вдруг поняла, что слишком много знаю. Знаю, что можно делать, и чего нельзя. Куда надо идти, а куда не надо. Но за всеми этими знаниями я перестала понимать, а чего же я хочу? Ведь знать и хотеть – это совсем разное, понимаешь?
Яна кивнула. Она слушала очень внимательно, даже о коньяке забыла.
– Ты права, она многое мне предлагала тогда. Не руку и сердце, конечно же, но всё равно очень много – возможно, она предлагала максимум из того, на что была способна. А я отказалась. Отказалась, потому что не захотела снова лезть в это болото бесперспективных отношений, потому что не захотела становиться заменителем, лекарством от одиночества, и тому подобным шлаком.
– Я хорошо тебя понимаю, – заметила Яна, – дорогая, это было правильное решение.
– Возможно, – Женя кивнула, и вдруг посмотрела на подругу совсем другим, особенным взглядом, в котором было так много от старой Женьки! – Возможно. Только это не было правдой.
– Как?
– А вот так. Всё это было правильно, и мудро, и честно, и по-взрослому, но правда заключалась в том, что я просто испугалась, Янка. Я любила её пятнадцать лет. Пятнадцать чертовых лет эта чертова Ленка постоянно жила в моем сердце. И я приучилась любить её, ничего не ожидая, ни на что не надеясь. И вдруг по прошествии этих лет она снова появляется в моей жизни. И – более того – появляется с… надеждой? Нет, Ян, я не была к этому готова. Какая, к черту, надежда? Что – всё сначала? Снова позволить себе любить, открываться, чувствовать? Я испугалась как девчонка, и прогнала её от этого испуга.