Просто незабываемая

Бэлоу Мэри

Его безукоризненное исполнение было тепло принято слушателями. Так же была встречена пианистка, последовавшая за ним, и арфистка, выступавшая после нее, но Лусиусу было трудно сосредоточиться. Следующей была очередь Фрэнсис.

Не совершил ли он непоправимую ошибку?

Лусиус не сомневался, что Фрэнсис будет великолепна, однако... Простит ли она его когда-нибудь?

Но, черт побери, кто-то же должен вывести ее из этого оцепенения! Лусиус поднялся, чтобы представить Фрэнсис.

– Мой дедушка,

моя самая младшая из сестер и я несколько недель назад посетили званый вечер в Бате, на котором состоялись музыкальные выступления. И там во время этих выступлений мы в первый раз услышали голос, который мой дедушка продолжает называть самым великолепным сопрано из всех, которые он слышал за почти восемьдесят лет. Нам была оказана честь и дано право послушать этот голос. И сегодня вечером мы вместе с вами снова услышим его. Леди и джентльмены, мисс Фрэнсис Аллард.

Когда Фрэнсис встала, раздались вежливые аплодисменты, а Кэролайн заняла свое место у фортепьяно и раскрыла на пюпитре ноты.

Фрэнсис выглядела немного бледной и такой же сдержанной, какой была в гостиной. Она спокойно окинула взглядом слушателей, потом нагнула голову, на несколько мгновений прикрыв глаза, и в зале воцарилась тишина. Лусиус смотрел, как Фрэнсис медленно набрала в легкие воздух, потом выпустила его и, открыв глаза, кивнула Кэролайн.

Фрэнсис дерзко выбрала «Пусть сияет серафим» из «самсона» Генделя, сложный отрывок для трубы и сопрано – трубы, конечно, не было, а было только фортепьяно и голос Фрэнсис.

«Пусть лучезарный Серафим в огне, но ангелы уже подняли свои звучные трубы».

Фрэнсис пела и смотрела на слушателей. Она пела перед ними и для них, приобщая их всех к торжеству текста и великолепию музыки, и было очевидно, что для нее это не просто выступление. На этот раз – и впервые – Лусиус видел, как она поет, и ему стало ясно, что она глубоко погружена в мир музыки и создает его заново с каждой нотой, которую берет.

И в том мире он был вместе с ней.

На самом деле Лусиус ушел в него так далеко, что вздрогнул от неожиданности, когда после ее исполнения грянули громкие продолжительные аплодисменты. С опозданием он присоединился к ним, чувствуя, как его горло и грудь сжимаются от того, что могло быть только непролитыми слезами.

Сказать, что он гордился Фрэнсис, было бы неправдой. Он не имел права на подобные чувства. То, что он чувствовал, было... радостью. Он радовался за Фрэнсис, радовался тому, что сам оказался причастен к этому событию.

А потом с еще большим опозданием он осознал, что должен встать, дать пояснения и попросить спеть еще. Но делать этого не было необходимости. Аплодисменты стихли, как только Кэролайн зашуршала нотными листами, разворачивая их и ожидая сигнала, чтобы начать играть.

Фрэнсис запела «Я знаю, мой Спаситель жив».

То, что было истинным великолепием в первом отрывке, во втором вызывало неподдельную боль. Еще до того, как Фрэнсис закончила, Лусиус смахнул слезы, совершенно

не стыдясь плакать на публике во время музыкального выступления. Фрэнсис спела это лучше, чем в предыдущий раз, если такое возможно. Но конечно, в предыдущий раз, чтобы послушать ее, ему приходилось бороться за то, чтобы его не отвлекали.

Еще до того как стихла последняя нота, Лусиус был на ногах, хотя зааплодировал не сразу – он смотрел на Фрэнсис, стройную, величественную и красивую, остававшуюся в мире музыки до тех пор, пока не замер последний звук.

В течение короткого мгновения между последним аккордом и первым звуком аплодисментов Лусиус, без всяких сомнений, понял, что Фрэнсис Аллард – это та женщина, которую он будет глубоко любить всю оставшуюся жизнь, даже если после этого вечера никогда больше ее не увидит. Вопреки всему и несмотря на все, в чем она обвиняла его раньше в гостиной, он не жалел о том, что сделал.

Ей-богу, не жалел и сделал бы это снова.

И Фрэнсис никогда не пожалеет. Безусловно, она никогда не сможет пожалеть об этом вечере.

Наконец Фрэнсис улыбнулась и, повернувшись, жестом указала на Кэролайн, которая на самом деле проделала огромную работу за фортепьяно. Они обе кланялись, а Лусиус стоял, улыбаясь им обеим, и чувствовал себя таким счастливым, каким не был никогда в жизни.

В этот момент невозможно было не поверить в счастливый конец.

Глава 21

Фрэнсис была счастлива – безоговорочно и восхитительно счастлива.

Она была там, где ей положено быть, – она это понимала. И она понимала, что делала то, для чего была рождена. Она была наполнена до краев и переполнена счастьем.

И когда аплодисменты постепенно утихли, она инстинктивно, без каких бы то ни было мыслей повернулась, чтобы улыбнуться Лусиусу, стоявшему в первом ряду и улыбавшемуся ей с гордостью и счастьем, которых она не могла не заметить, и еще с чем-то.

До чего же она глупа! Почти с первой секунды их знакомства ей был дан шанс дотянуться до звезд, рискнуть всем ради полноты жизни – ради страсти и самой любви, а потом и ради музыки тоже.

Но Фрэнсис предпочла не идти на риск, и Лусиус поступил так же ради нее.

Она почувствовала такой сильный прилив любви к нему, что у нее перехватило дыхание, но не успела она опомниться, как к ней подошел граф Эджком. На глазах у всех он взял ее правую руку и, наклонившись, поднес к губам.

– Мисс Фрэнсис Аллард, – объявил он, обращаясь ко всем присутствующим. – Запомните это имя, друзья мои.

Вскоре наступит день, когда вы сможете хвастаться тем, что слышали ее здесь еще до того, как она стала знаменитой.

На этом концерт закончился, гости стали подниматься с мест, начались разговоры, в дверях бального зала появилась вереница слуг, несущих подносы с напитками и едой, которые они расставляли на покрытых белыми скатертями столах в глубине зала.