Просто о главном
Шрифт:
– Любонька, нам пора.
Девочка слезла с моих колен, подошла к Наде и поцеловала ее.
– До завтра, мамочка.
– До завтра, солнышко.
Потом она подошла ко мне, крепко обняла и спросила:
– Папуль, а мы еще увидимся?
– Конечно, увидимся, радость моя. Обязательно увидимся.
–
– В этом месте, Пашенька, дети находятся отдельно от взрослых. – И после недолгого молчания добавила: – Пойдем к реке.
Уже на берегу я сказал ей:
– Наденька, прости меня.
– Я уже давно простила, Пашенька… Когда умирала, тогда и простила.
– Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя.
Я обнял ее и почувствовал, как она прижалась ко мне.
– Но ничего, теперь мы будем вместе. Ты, я и Любонька.
– Нет, Паша, не будем. Ты должен вернуться.
– Но я не хочу. Мне тут, с вами, хорошо. Я не хочу снова вас терять.
– Надо, Пашенька. Ты должен продолжать жить. Всевышний хочет понять, готов ли ты и заслуживаешь ли этой награды.
– Но как мне снова жить без вас?
– Теперь ты знаешь, что я простила тебя. На тебе нет никакой вины. Ты вернешься на землю чистым, как ангел. А дальше ты должен сам выбирать. Сможешь прожить отмеренное время достойно, вернешься к нам, а если нет…
– Я смогу, я обещаю, я все смогу.
Я выпустил ее из объятий, и в моем сердце поселилась пустота.
А потом я оказался в лодке, которая уносила меня прочь от моей любимой.
– Я буду ждать тебя, любимый, – на прощанье сказала она мне.
Я открыл глаза и понял, что нахожусь в морге. Спустя несколько минут я вышел на улицу. Халат, который я украл в морге, не спасал от зимнего холода, но сейчас для меня было главное – найти маму.
Я шел по дороге к больнице, озираясь по сторонам, и на одной из скамеек заметил сиротливую фигуру женщины. Это была она.
Она подняла на меня заплаканные глаза и еле слышно произнесла:
– Сынок, это ты?
Я обнял ее что было сил и прошептал:
– Я мамочка, я.
Она начала целовать меня, причитая:
– Господи, чудо-то какое. Как бы я без тебя, сыночек. Родненький ты мой, кровиночка моя.
Она схватила меня в охапку и прижала к себе.
– Боже мой, да ты ведь совсем голый, пойдем скорее отсюда.
– Мама, она простила
И мы пошли, пошли навстречу новой жизни. Которую я знаю, как прожить, ведь есть три женщины, которые Верят, Надеются и Любят меня!
КОНЕЦ
Январь 2008 года
Самый жестокий палач для человека — он сам.
Пуговки
Вытрезвитель
Пять железных кроватей. На первой, свернувшись калачиком, в мохеровом халате, шерстяных носках и с пуховым платком на голове, лежала Елена, девушка тридцати пяти лет. На второй, на животе, поверх одеяла, в черном длинном пальто и в сапогах на высоченных каблуках – Светлана, ровесница Елены. На третьей, под одеялом, раскинув конечности в разные стороны, тридцатилетняя Лера. На четвертой, под одеялом, на правом боку мирно посапывала тридцативосьмилетняя Ирина. На пятой… К сожалению, не было возможности распознать, кто скрывался под одеялом.
Ирина резко вскочила на кровати и села. Нахмурившись, осмотрела помещение. Ежась, встала, прошла по помещению, останавливаясь около каждой кровати и заглядывая в лица спящих. На третьей кровати ее внимание привлекли голубые волосы, торчащие из-под одеяла. Ирина взяла одеяло за кончик и уже собиралась осторожно его убрать с лица девушки, как вдруг голубой парик подал голос:
– Руки убрала!
Лера резким движением скинула одеяло, спустила ноги на пол и села на кровати.
При виде Леры Ирина рассмеялась.
Девушка была одета в коротенькое кружевное платье и голубого цвета взлохмаченный парик с большим белым бантом.
Лера подняла хмурый взгляд на смеющуюся Ирину.
– Че ты щеришься? У самой мочалка на башке.
– Не кипятись. Меня Иринка зовут.
Лера, бросив брезгливый взгляд на Иру, произнесла:
– А мне-то какое дело?!
– Похмелиться нет? – спросила Ирина и, вывернув карманы спортивных штанов, добавила: – Все прошманали. Даже фанфурика не оставили.
– Не. Любительница, что ли? – хмуро спросила Лера.
– Это ты про что?
– Ну, за ворот закладываешь?
– Чего?
– Алкашка, говорю, что ли?
– Аааа, да не.
Ирина засмеялась и села рядом с Лерой. Девушка на всякий случай отодвинулась от незнакомки подальше.
– У меня соседка была, – начала рассказывать Ирина, – баба Паня, шикарная бабуленция, чего не скажешь про ее дочку, мерзота редкостная. Так вот баба Паня – умница, мудрые слова говорила. После тяжелого вечера… Ну, ты поняла. – Ирина, улыбаясь, хлопнула тыльной стороной ладони себе по шее. – Обязательно утречком опохмелиться надо. 50 грамм – терапевтическая доза, святое дело, для здоровья. А бабка-то знала толк, медиком была, патологоанатомом!