Просто он такой
Шрифт:
«Если я сейчас с ним помирюсь, у меня не хватит характера начать выяснять отношения!» – пронеслось в голове у девушки, и она резко высвободила свой палец.
– Мне незачем мириться, – строго сказала она, – я с тобой не ссорилась. И хватит время терять, открывай физику. Давай еще раз все повторим. Кстати, ты когда думаешь в школу возвращаться?
– Мне послезавтра к врачу… – обескураженно промямлил Фишкин.
Такой холодной он еще Зою не видел.
– Вот и славненько! Два урока на повторение, и я рискну предположить, что ты к школе готов, – продолжала Зоя тем же деловым
Фишкин тяжело вздохнул и не стал спорить. Он уже догадался, что его училку укусила какая-то муха. Только не мог взять в толк, какая именно.
Благополучно отзанимавшись два часа, Зоя наконец захлопнула учебник и посмотрела на часы:
– А теперь, Вадик, можно задать тебе один вопрос? Только я хочу получить на него правдивый ответ.
– У-у, как официально, будто в суде. Ну, валяй, задавай, я вообще-то не склонен к вранью, если ты заметила. Нет, бывает, конечно, но в исключительных случаях, для дела. – Фишкин старался внешне сохранить легкомысленный вид, хотя сердце екнуло от нехорошего предчувствия. Что еще за подлянку она ему приготовила?
– Для дела, говоришь? А для какого дела ты меня обманул? И не только меня, но и Алика тоже? Нет, мне на самом деле интересно, что лично тебе дало это беспардонное вранье, а? – Зоя старалась говорить сдержанно, но внутри у нее все кипело от негодования и обиды.
– Я? Я тебя обманул? Ты чего, с дуба рухнула, Зойка? Ты подумай, что ты несешь? Разве я могу тебя обманывать? После всего, что ты для меня сделала? – начал спектакль Фишкин.
– Зачем мы как ненормальные таскаемся сюда каждый вечер? Зачем мы влезли к человеку в дом, в его жизнь, а, отвечай? – не слушала пафосные речи Фишкина Зоя.
Девушка чувствовала, что ее тон уже нельзя назвать спокойным, накопленная обида рвалась наружу, высвобождая в ней агрессию, о которой Зоя сама не подозревала.
– Так ты все-таки из-за вчерашнего? Ну, я же сказал, мне показалось, что ты говорила про больную бабушку, понимаешь, по-ка-за-лось! Может человек ошибиться или нет? Как еще тебе объяснить? Извини, не знаю! – Фишкин принял оскорбленный вид и почти успокоился.
Он уже приготовился к тому, что Зоя в конце концов кинется сама извиняться перед ним за свою недоверчивость.
– А родственники с детьми тебе тоже показались? Если так, то, может, тебе к психиатру обратиться, а? Может, у тебя галлюцинации начались? – с издевкой выкрикнула Зоя в лицо обескураженному Фишкину.
– Откуда ты знаешь? Ты что, за моей квартирой следила, вынюхивала? – взволнованно вскочил Фишкин с табуретки и забегал по крошечной кухне.
– Ты всерьез полагаешь, что я способна сидеть в засаде в твоем дворе, чтобы уличить тебя во лжи? Этого еще не хватало! – парировала Зоя. – Я узнала об этом случайно. Ну и что ты скажешь по этому поводу, а?
Фишкин в запальчивости открыл было рот, чтобы крикнуть что-то в ответ, но тут же запнулся. Что он мог ей сказать? Что нуждается в ней и стесняется ее одновременно? Он и сам до конца не понимал, как такое может быть, но ведь он именно так относился к Зое на самом деле. Значит, это возможно?
– А ты… ты разве не
– Так ты что, меня ревнуешь? – В сердце Зои вспыхнула радость, но она тут же поняла, что он уводит разговор совсем в другое русло, чтобы чувствовала себя виноватой она, а не он.
Иначе говоря, валит с больной головы на здоровую.
Фишкин ничего не ответил. Он совершенно запутался, а этот нелегкий разговор окончательно выбил его из колеи. Больше всего ему хотелось, чтобы его вообще не было, этого разговора, и чтобы с Зоей все оставалось по-прежнему. Но, к сожалению, а может быть, к счастью, ложь всегда выползает наружу, и наступает момент, когда нужно держать ответ за свои слова и поступки.
Растерянное молчание Вадима тоже охладило Зоину агрессивность. Она ощутила безумную усталость и пустоту. Ей было уже все равно, почему Вадим ее обманул. Она уже жалела, что затеяла это бесполезное выяснение отношений. Такой уж он человек, и совершенно очевидно, что правды от него не добьешься. И самое странное в Зоиных ощущениях было то, что она уже не знала сама, любит ли она Вадима или…
Так они и сидели друг против друга, думая каждый о своем, пытаясь разобраться в своих истинных чувствах. Первой нарушила молчание Зоя:
– Вадик, если ты не можешь, то и не говори. Все равно я ничего приятного для себя не услышу. А насчет любви… Да, я очень сильно любила тебя, с самой первой минуты, как увидела. Да, я тебе тысячу раз об этом рассказывала, и это действительно так. И знаешь, раньше я считала, что любовь способна простить все-все, ну, просто абсолютно все, понимаешь? И я прощала тебя, потому что находила оправдание всем твоим жестоким и глупым поступкам. Но, оказывается, так не может продолжаться вечно и всему есть свой предел. И в какой-то момент отчетливо понимаешь, что любви уже нет, а есть только боль, разочарование и пустота. И причины, породившие ложь и обман, становятся неинтересными.
– Нет, подожди. Я скажу. Я знаю, что причиню тебе еще одну боль, но она будет последней, обещаю. Я просто не могу допустить, чтобы ты считала меня каким-то уродом и выродком! – Фишкин собрал все свое мужество и посмотрел Зое прямо в глаза. – Ты понимаешь, во мне как бы два человека живут, один нормально к тебе относится, крайне благодарен за твою заботу и все такое, и этому человеку с тобой клево, очень! А другой… Другой – слабак, трус и обманщик. Этот другой… он ужасно зависит от чужого мнения и… и он стыдится, что ли, выносить на всеобщее обозрение дружбу с тобой. Ну, я не знаю, как мне объяснить. Знаешь, я ведь и сам измучился. Думаешь, я бревно бесчувственное и мне все параллельно? А это не так! Я, наверно, просто трус. Да, трус! Знаешь, я дико испугался, что в классе узнают, что мы с тобой… ну, общаемся, и тот же Ермол станет прикалываться, что ты меня в себя влюбила! А я не мог этого допустить, ну, не мог, и все тут!