Просто сад
Шрифт:
Буйной рощей переплетённых растений
Из незаметного
ностальгического зерна времён.
Скажешь – вехи?
Но случайной вехой может быть хоть та, хоть другая...
И цветущий куст, и важный селезень, и цвет машины,
мимо которой ты как-то прошёл.
Одни стоп-кадры остались, хоть на стенку вешай,
А других как не было – ведь такая большая
часть этих кадров постепенно заглохла,
будто удаляющееся жужжанье пчёл.
Нет,
Как бы ни был Хронос рассержен
Не изловишь – только стоп-кадры,
сколько б ни было их.
Ну, так будь благодарен памяти
И за те картинки, что случайно удержаны,
Ведь из каждой может вырасти хоть какой-нибудь стих!
7 апреля 2012
РИФМОВАННЫЙ ГЕКЗАМЕТР
Тут кругом ежевика росла,
а сейчас и малина. Не странно?
Да и яблоня выросла там,
где недавно был чертополох,
А ведь всё это просто последствия
давнего урагана –
Ну того, что пол леса
с собой за какой-нибудь час уволок!
Он как раз прошумел
по границе двух тысячелетий,
Свято место – не зря говорят – не бывает пустым:
Вновь наполнился лес:
взвился вереск в лиловом расцвете,
Рядом праздничный папоротник
оттеняет узором кусты.
Старый лес был владеньем
владычных дубов, да зазнаек каштанов.
Но его феодальная суть,
устарев, отжила как слова...
Новый лес распестрился, расцвёл
на открывшихся солнцу полянах,
Чтоб напомнить о том,
что бывают ещё и цветы, и трава!
Пять веков Гутенберга кончаются
как-то внезапно и резко.
Значит – книге с папирусным
свитком Египта сравняться судьбой...
Разве нашим домашним библиотекам
отыщется место,
Где экраны всех видов и форм
им грозят дымовой трубой?
Сколько водки, однако, ни делай –
виноградные выживут лозы,
Сколько лайнеров ни понастрой,
над морями шумят паруса,
Сколько сшито верлибров
и прочей нарочитой сомнительной прозы,
Но гекзаметр и ямб сохраняют свои голоса!
9 апреля 2012
ВЗГЛЯД НА НЕЧТО
1.
Ох, как завален стол передо мной!
Обилие
Но всё же ограничено стеной,
А замкнутость пространства продиктована
Причиной неотвязно возрастной...
Привычно всё своё, как чашка чая –
Хоть ближний лес, хоть стулья вкруг стола,
И что мой стих, меня не замечая,
Подсовывает к носу зеркала...
2.
Вот шкаф – альбомы, книги и кассеты –
Ну, белый потолок над головой
А вот интересуют нас предметы
И времена, поросшие травой.
Тот быт, которого давно уж нету,
Чужой – нам интереснее, чем свой.
Чуть отодвинешь чашку из-под чая –
История, качаясь и тощая,
Капризно нас подталкивает в путь.
Куда, зачем зовёт, сама не зная...
К примеру, на Алезию взглянуть.
3.
И словно ты пакет с прошедшим взрезал:
Так что ж там смутной памятью дано? –
Мечи. Щиты. Верцингеторикс. Цезарь...
Крошёный камень, ржавое железо,
Банальное фалернское вино...
Хоть амфоры пусты давным давно....
4.
И хулиганит память: всё, что скрыто,
Вдруг явится откуда ни возьмись.
Между археологией и бытом
Нет пропасти, – есть только взгляд и мысль?
Вот миска, из которой к Пацюку
Вареники скакали в рот той ночью,
Под Рождество, и видим мы воочью
Сквозь время и весёлую строку,
Что миска стать должна музейной миской...
Неважно, что колдун набил живот –
Всё дело в слове Гоголя – и вот
Вареники веками не прокиснут!
5.
Своя географическая карта
У каждого, отлична от других.
Порой апрель случится прежде марта
И серой прозой обернётся стих...
Предмет ещё не текст, но текст за ним
Выходит неминуемо из тени.
Как только вдруг его мы проясним,
И сам он прыгнет в рот, как тот вареник:
Так Гоголю перо, так ведьме веник,
А памяти предмет необходим!
6.
Глухая неизменная крапива...
Въезжаешь – деревенька тут была –
Меж домиков пятиэтажка криво,
Да рядом три каштановых ствола...
Среди булыжников – остатки рельс
Когдатошнего давнего трамвая...
Нередко заглушая голос месс,
Полвека тут ходил он, огибая
Округлый пруд... А над прудом ветла
И церковка (от времени кривая)
Из жёлтого песчаника – цела.
<