Просто скажи люблю
Шрифт:
— Конечно, чуточку позже, — улыбнулся ей Ник.
Хозяйка «Кружев» подцепила на палец связку ключей и направилась к запасному выходу. Она вставила ключ в замок двери, но вдруг замерла на месте и обернулась к Нику.
— Минуточку… Ведь я же совсем забыла про Хауэлла!
— Не волнуйся, — успокоил ее Ник. — Я видел его около тентов для бывших студентов университета. Он просил передать тебе, что будет занят всю вторую половину дня и даже, может быть, вечером.
— Ах так? — Она задумалась. Затем открыла дверь и стала подниматься по лестнице. — Занят… С кем-то общается?
— Нет, С ее восьмилетним сынишкой. Когда я их встретил, они увлеченно говорили о Микки Маусе. Думаю, они нашли общий язык.
— Тогда можно не беспокоиться. Пока они обсудят все диснеевские мультяшки… — Марджи отперла дверь в свою квартиру, распахнула ее и пропустила гостя вперед. — Ты, наверное, проголодался? Думаю, у меня найдется кое-что из еды… — Она прошла в кухню, бросила ключи на стол и открыла дверцу буфетного шкафа. — Ага, тут что-то есть. — Она протянула руку к верхней полке и достала банку с ореховой пастой.
Ник остановился сзади нее, потом нагнулся и прошептал ей на ухо:
— А ты уверена, что нам надо заняться едой?
Марджи медленно повернулась к нему, и их тела почти соприкоснулись: расстояние между ними было не больше толщины волоса. Она почувствовала, что ее соски превращаются в набухшие почки.
— Что ты сказал?
— Ты уверена, что нам надо заняться сейчас едой?
Он преодолел то мизерное расстояние, которое их разделяло, и обнял Марджи. Она тотчас ощутила, что и у него тоже кое-что набухло. И еще как… И она ничего не смогла ответить, потому что голосовые связи ее уже не слушались. Тело сосредоточило всю свою энергию в других местах.
Ник взял из ее руки банку с ореховой пастой и поставил на стол. Он сделал это, не сводя с нее глаз, которые из темно-зеленых превратились в непроницаемо-темные. Такого цвета бывают океанские волны перед началом шторма. Марджи не могла пошевелиться, сдвинуться с места: она была словно загипнотизирована, очарована, словно попала в незримые, но тугие сети сладостного наваждения.
Ник коснулся губами ее губ, и его язык тотчас скользнул в полость горячего женского рта. Ее язык трепетал, дрожал и сплетался с его языком. Он приподнял руку, которой опирался о кухонный стол, и нечаянно смахнул с него банку с ореховой пастой: банка закрутилась на полу, как юла, потом куда-то покатилась. Куда? Какая разница? Ему было все равно. И Марджи тоже. Он взял в ладони ее голову и стал целовать лоб, шоколадные глаза, щеки и губы этой женщины, которую сейчас бесконечно желал, жаждал, боготворил. Потом его руки заскользили по ее плечам, талии, спине, обхватили ягодицы…
Марджи тихонько стонала и все сильнее и сильнее прижималась к нему. Ее губы сливались с его губами и отрывались только для того, чтобы покрыть поцелуями его подбородок, шею, уши. Но этого было недостаточно…
Ник на секунду отпрянул от нее, и его руки скользнули в обратном порядке — вверх по ягодицам, бедрам, талии, еще выше… Марджи резко глотнула воздух, ее обдало жаром. Она закрыла глаза, когда его пальцы коснулись ее грудей… Но вдруг пальцы мужчины остановились, замерли. О Господи! Продолжай же, не останавливайся, мысленно взмолилась она.
— Марджи,
Она, не открывая глаз, мгновенно исполнила приказание Ника и почувствовала, как подол ее платья медленно пополз вверх, все выше и выше, до самой шеи. И тогда она услышала восхищенный и совершенно охрипший голос мужчины:
— О Боже, так вот что носит под платьем хозяйка дамского белья!
10
Он сбросил ее платье на пол и теперь жадно и откровенно рассматривал ее упругую грудь, прикрытую бюстгальтером из ткани, которая была прозрачной и легкой, как осенняя паутинка. Темно-розовые соски просматривались сквозь эту паутинку настолько четко, что, казалось, на Марджи вообще не было никакого бюстгальтера.
— Ты такая красивая… — сказал Ник.
Его пальцы осторожно легли на оба белоснежных купола, едва прикрытых золотистой паутинкой ткани. Он стал нежно гладить их, и она тихо застонала, а ее сердце забилось быстрее и дыхание сделалось глубоким и прерывистым.
Но слишком сильна была его страсть, чтобы сдерживать нетерпеливые руки. И Ник сжал ее груди и жадно впился глазами в узкую, тугую долину между двумя холмами.
— Бюстгальтер с застежкой спереди, на самой груди. Как удобно, — прошептал он и расстегнул крючок.
Лифчик распахнулся, и оба молочных купола, упруго покачиваясь, вывалились наружу. Марджи разомкнула руки, чтобы лямки бюстгальтера соскользнули вниз. И Ник, наклонившись, стал медленно целовать ее напрягшиеся соски. Сначала у одной груди, потом у другой. Это было сладостное истязание.
— Ты мучитель, — слегка задыхаясь, прошептала она. — Наверное, у тебя богатый опыт общения с женщинами. Или я ошибаюсь?
Ник стал целовать ее плечи, шею, подбородок, мочки ушей. Потом сказал:
— Может быть, ты и не ошибаешься. Но дело в другом: ты так возбуждаешь меня… И мне хочется продлить эти ощущения…
Он поцеловал Марджи в губы, с силой сжимая ладонями ее груди, и она почувствовала, как стали слабеть, подкашиваться ноги. И ей не хватало воздуха. Но еще больше не хватало этого мужчины. Она тоже хотела видеть его тело.
Марджи вздернула через плечи тенниску Ника и сбросила ее на пол. Его обнаженный торс привел ее в восторг. Как приводили в восторг мышцы его рук… Руки Ника на миг оставили ее груди, и Марджи услышала, как прошелестела, расстегиваясь, молния на его брюках. Он умудрился, продолжая целовать Марджи, стянуть эти свои элегантные брюки и швырнуть их на пол. Теперь на каждом из них осталось только по одной детали одежды.
Ник опустился на колени, обхватил бедра Марджи и стал целовать ее через влажные трусики, тонкие, кремовые, почти не скрывающие того, что должны были скрывать…
Если бы такое случилось раньше, в прежние времена и с другим мужчиной, она бы смутилась и задалась вопросом, сколько часов назад принимала душ. Но сейчас она ни капельки не смущалась и не задавалась никакими вопросами. Кроме одного…
— Ник, пожалуйста. Ну пожалуйста, — на одном выдохе сказала она и положила руки на его плечи, легонько отталкивая от себя.