Простофиля Вильсон
Шрифт:
Рокси снова взяла на руки своего сына, но тут ей бросилась в глаза его жалкая, куцая рубашонка из небеленого холста, и она остро ощутила контраст между нищенским видом младенца и сказочным великолепием ее собственного наряда, и материнское сердце не выдержало этого срама.
– Нет, моя куколка, не такая уж дурная у тебя мать! Ангелы будут любоваться не одной твоей мамой, а тобой тоже! Я не хочу, чтоб они сгорели от стыда и говорили Давиду, Голиафу и другим пророкам{321}: "Этот ребенок явился к нам в неподобающем виде!"
Приговаривая так, Рокси стащила с малютки рубашонку и нарядила его в одно из длинных белоснежных платьиц Томаса Бекета - с изящными оборочками и ярко-голубыми бантиками.
–
– Она усадила ребенка на стул и, отступив назад, оглядела его с восторгом и изумлением.
– Ох, лучше быть не может! воскликнула она, хлопая в ладоши.
– Я и не замечала, что ты у меня такой красавчик! Мистер Томми ничуть не красивее тебя, ни вот настолечко!
Она шагнула к ребенку хозяина, посмотрела на него, потом перевела взгляд на своего и снова глянула на маленького Дрисколла. Глаза ее странно заблестели, и, пораженная какой-то мыслью, она с минуту стояла как зачарованная, потом пробормотала:
– Вчера, когда я купала их, его собственный папаша спросил меня, который из них его сынок.
Дальше Рокси действовала, как сомнамбула. Она раздела догола Томаса Бекета и облачила его в грубую холщовую рубашонку. Его коралловое ожерелье она надела на своего ребенка. Потом положила обоих младенцев рядышком и, окинув их пристальным взглядом, заговорила сама с собой:
– Кто бы поверил, что платье так меняет детей? Лопни мои глаза, если я сама различаю их, а уж его отец и подавно не сумеет!
Она положила свое чадо в нарядную колыбельку Томми и сказала:
– С этой минуты ты - хозяйский сынок, мистер Том, и я должна привыкнуть называть тебя так, не то, боже упаси, перепутаю, и тогда нам с тобой беда будет! Ну вот, лежи тихонько и не капризничай, мистер Том. Слава богу, ты теперь спасен, ты теперь спасен! Теперь уж ни один человек на свете не сможет продать мое сокровище в низовья реки!
А настоящего Тома она сунула в некрашеную сосновую люльку своего сына и сказала, смущенно глядя на спящего наследника Дрисколла:
– Бог свидетель, болит у меня за тебя душа, малыш, но что делать-то, скажи? Твой папаша когда-нибудь все равно продал бы его в низовья реки, а я бы этого не пережила, просто бы не пережила, понимаешь?
Рокси бросилась на кровать, но долго вертелась с боку на бок. Все думала и думала. Потом вдруг села, в ее возбужденном мозгу мелькнула утешительная мысль: "Это не грех, сами белые так делают! Святой боже, это не грех, нет! И у белых так случается, и не просто у белых, а даже у самих королей!"
Рокси силилась восстановить в памяти подробности какой-то истории, которую когда-то слышала, но забыла.
"Ага, вспомнила!
– обрадовалась она.
– Это рассказывал у нас в церкви старый негритянский проповедник из Иллинойса. Он говорил, что просто так спастись нельзя - сколько ни работай, сколько ни молись. Все зависит от удачи, - а уж это не от людей, а от бога, он сам назначает счастливую судьбу, кому хочет: ему все равно, святой ты или грешник. Он выбирает сам, кого захочет, и одному дает вечное блаженство, а другого посылает в геенну огненную. Проповедник рассказывал, что в Англии было раз такое дело: королева уложила своего сыночка спать, а сама ушла в гости, а одна негритянка, ну такая, почти белая, прокралась к ней в комнату, увидела ребенка, схватила его, раздела догола, надела все его вещи на своего ребенка и положила его в кроватку королевича, а королевского сынка унесла к себе туда, где жили рабы, и так никто ничего и не узнал; и когда пришло время, сын ее стал королем, а настоящего королевича при разделе наследства продали в низовья реки. Да, да, сам проповедник это рассказывал, и в этом нет греха, потому что белые тоже это делают. Да, да, делают, и не какие-нибудь захудалые белые, а самые важные. Слава
Успокоенная, счастливая, она встала и, подойдя к колыбелькам, "практиковалась" остаток ночи. Она легонько похлопывала своего ребенка и говорила просительным тоном:
– Лежите тихонько, мистер Том!
А настоящего Тома она шлепала и сердито командовала:
– Лежи тихо, Чемберс! А то я тебе задам!
Продолжая эту репетицию, Рокси сама дивилась, как быстро и ловко сумела она перенести свою рабскую почтительность с маленького хозяина на маленького узурпатора и, наоборот, стала относиться повелительно, с материнской резкостью к злополучному наследнику старинного рода Дрисколлов.
Время от времени Рокси прерывала свои упражнения и начинала прикидывать шансы на успех того, что она затеяла.
"Этих негров продадут сегодня за кражу денег, а потом купят других; те не знают малышей, стало быть тут все будет спокойно. А я буду делать так: как вывезу детей на прогулку, каждый раз зайду за угол и обмажу им ротики вареньем, и тогда никто не заметит, что я их обменяла. Буду так делать хоть целый год, пока не уверюсь, что все в порядке.
Боюсь я только одного человека - Простофилю Вильсона. Его называют у нас простофилей, дураком. Ну нет, он такой же дурак, как я дура! Да это же самый умный человек в городе после судьи Дрисколла, ну и, может, еще Пема Говарда. Черт бы побрал Простофилю, страсть как боюсь его проклятых стекол; по-моему, он колдун. Вот что сделаю: схожу к нему на днях, попрошу, чтобы он снова взял отпечатки пальчиков у моих малышей, - я, мол, знаю, что он этого ждет. Если уж он не заметит подмены, то другие и подавно, и мне, значит, бояться нечего. А на всякий случай прихвачу с собой подкову против его колдовства".
С новыми рабами у Рокси, разумеется, никаких осложнений не произошло. И с хозяином тоже, потому что как раз в эту пору он запутался в какой-то спекуляции и был настолько озабочен, что едва ли видел детей, даже когда глядел на них. А Рокси при его появлении начинала забавлять малышей, отчего они так смеялись, что вместо личиков видны были только широко разинутые рты и розовые десны. Дрисколл уходил, не дождавшись, пока стихнут пароксизмы смеха и мальчуганы вновь обретут обычный вид.
Прошло несколько дней; дела мистера Перси с его земельной спекуляцией еще больше запутались, и он уехал из города улаживать что-то, прихватив с собой своего брата судью. Спекуляция землей была для него привычным занятием, но на этот раз дело осложнилось тяжбой. Оба Дрисколла находились в отъезде целых семь недель. За это время Рокси успела побывать у Вильсона и осталась очень довольна результатами визита. Вильсон снял отпечатки пальцев детей, пометил имена и число - 1 октября - и аккуратно убрал стекла на место, не переставая болтать с Рокси, которая все спрашивала, разве он не замечает, как похорошели и поправились малыши с прошлого месяца, когда он в последний раз брал у них отпечатки пальчиков. Вильсон доставил ей удовольствие и похвалил ребят. Однако сейчас личики их были чистые, не замазанные ни вареньем и ничем другим, и Рокси трепетала - а вдруг он... Но нет, он не заметил, ничего не заметил, и Рокси ушла от него ликуя и навсегда выбросила из головы все страхи.
ГЛАВА IV
ПОДМЕНЕННЫЕ РЕБЯТА ПОДРАСТАЮТ
Адам и Ева имели перед нами много преимуществ,
но больше всего им повезло в том, что они избежали
прорезывания зубов.
Календарь Простофили Вильсона
Беда с провидением: очень часто задумываешься,
к кому, собственно, оно благоволит? Пример - случай
с детьми, медведицами и пророком{324}: медведицы
получили больше удовольствия, чем пророк, ведь им
достались дети.
Календарь Простофили Вильсона