Пространство жизни. Том 2
Шрифт:
Прокладывая бинт какой-то медицинской бумагой, пропитанной чем-то из медицинских препаратов, которые разогревают всю ногу. Старик достал из шкафа армейский рюкзак и кожаный бурдюк для вина.
Засунул бурдюк в рюкзак. В горлышко бурдюка поставил большую лейку. Сказал мне, чтобы крепко держал это сооружение. Через лейку из эмалированного ведра заполнил бурдюк пивными дрожжами под самую завязку. Крепко завязал бурдюк и рюкзак. Всю тяжесть повесил мне на плечи.
– Твою ногу будет жечь пивными дождями. – сказал старик, заканчивая процедуры с моей больной. – Ровно через сутки повторишь
С забинтованной ногой, которая горела, как костёр на моём теле. С рюкзаком наполненном пивными дождями за спиной. С костылём в правой руке, с разными пересадками в разном транспорте, к вечеру с трудом добрался в Беслан к своему дому.
С трудом добрался на свой третий этаж. Мама помогла мне освободить ёмкость винного бурдюка от пивных дрожжей в большое эмалированное ведро, которое ту же прикрыл крышкой от возможного брожения.
Затем подробно рассказал маме о том, как в госпитале предложили мне провести вскрытие закупоренных вен, чтобы освободить их от тромбофлебита. Но старик-осетин предложил лечить ногу пивными дрожжами.
Две недели сидел дома, не выходя на улицу. Пивные дрожжи грели мне больную ногу. Так всё вышло, как говорил Ирбек, вспомнил имя осетина старика. Каждый вечер делал перевязку с пивными дрождями на больной правой ноге и перед сном выпивал бутылку свежего жигулёвского пива, которое после работы вечером покупала мама в пивном ларьке на площади возле железнодорожного вокзала.
После таких процедур и выпитого пива в моих венах бродила хмельная кровь и всё горело. Меньше, чем через две недели вены на моей правой ноге полностью очистились от тромба плохой крови. У меня на правой ноге не осталось никаких признаков заболевания тромбофлебитом.
Мама убедилась в том, что с моей правой ногой полный порядок. Оставила меня дома на выходные дни присматривать за Сергеем и Юркой, а сама поехала в Гудермес за домашним вином.
К родственникам в Старый Хутор. К обеду в воскресенье вернулась домой с бурдюком вина в армейском рюкзаке за плечами. В понедельник первым пригородным поездом отправился из Беслана в Орджоникидзе с подарками за плечами и в руках.
Бурдюк вина, три осетинских пирога, жареное мясо молодого барашка, салат из свежей зелени и домашний хлеб, который испекли в русской печке у наших родственников.
Всё это было со мной, когда в восемь часов утра пришёл до пивзавода к дому осетина, который был дома и ждал меня. Через два месяца, вполне здоровый, был готов служить в советской армии.
Как положено в Советском Союзе, меня и других призывников, провожали всем городом, как во время войны провожали мужчины на фронт. Большинство призывников и провожающих в армию были в доску пьяные.
Окончательно пришёл в себя далеко за пределами Северной Осетии. С этого дня в моей жизни начались перемен. Совсем ни школьные перемены. Начать взрослую самостоятельную жизнь со службы в армии в пьяном виде никак
Надо мне завязать с пьянкой. Призыв в армию был южного направления, это мы знали ещё в военкомате, то есть, за пределы Кавказа мы не выезжаем. Кавказ – огромная территория. Служба в армии на этой территории, может быть, где угодно?
8. Путь к себе.
Сколько мы будем ехать к нашему месту службы в советской армии никто не знал. Наш поезд останавливался на каждой станции, где тут же восстанавливали объём утраченной водки.
Когда подъезжали к Нагорному Карабах, то у нас водка кончилась. Здесь мусульмане спиртное не продавали. Нагорный Карабах в основном, заселённый армянами, мог иметь место продажи спиртного.
Однако, когда на каждом полустанке мужчины не армянской внешности стали выкрикивать, что продают свежий карабахский коньяк. Причём предлагали коньяк в больших объёмах банках и канистрах.
Даже не пьющий человек на Кавказе знает, что хороший коньяк не может быть свежим. Так как хороший коньяк, может быть, с большой выдержкой?
Причём коньяк никогда не продают в больших объёмах, так как дорогой коньяк ни каждому по карману. Ведь это не вино, которое стоит дёшево.
– Это тормозная жидкость. – предупредил своих попутчиков. – Пить нельзя!
Призывники из Северной Осетии прекрасно знали, как от тормозной жидкости умерли двадцать шесть человек. Мы по радиовещанию в поезде сообщили, что в канистрах, купленных в Карабахе не коньяк а тормозная жидкость, от которой можно умереть или стать инвалидом на всю жизнь.
Нас услышали, поезд с призывниками заблокировали на станции Боржоми. Когда поезд остановился на перрон из вагонов полетели канистры, банки, бутылки и другие ёмкости, которые имели и не имели содержимое.
Перон покрылся смесью разного содержания, отравленного спиртного. Когда вагоны поезда освободили от отравы. На перрон привезли несколько пивных бочек заполненных боржоми.
Призывников, сержантов и офицеров нашего поезда заставили пить Боржоми до тех пор, пока в организме пассажиров нашего поезда совсем ни осталось признаков спиртного.
Солдатов, сержантов, призывников и офицеров нашего поезда под контролем патрульного отряда отправили в военный гарнизон Ахалцихе. Там нас хорошо помыли в армейской бане.
Покормили в солдатской столовой. Затем призывников начали сортировать по гарнизонам и воинским частям. Меня вначале распределили служить в гарнизоне воинских частях Ахалкалаки и Ахалцихе.
Где температура во время нашего прибытия была минусовая и всюду лежал снег. Служить на "кавказском севере", как это место называли местные, мне совсем не хотелось.
Надо мне сбежать отсюда. Прекрасно понимал, что это бред бежать из армии в армию. Однако мне всё же повезло. Вместе с нами в сопровождении был сержант срочной службы Гиви Алборошвили. Наш земляк по Беслану. Гиви служил в военном гарнизоне Батуми, куда мы все метили служить вблизи Чёрного моря.
– Пока присягу не принял. – подсказал сержант Алборошвили. – Можешь примкнуть к моей группе и уехать в Батуми. Там мы вместе разберёмся.