Пространство

Абрахам Дэниел

Миллер оглянулся на Мусс. Волосы напарницы были примяты подушкой. Для них обоих все случилось в полночь.

— Есть вопросы? — Тон Шаддид намекал, что вопросов быть не должно.

«Кто заплатит „Звездной Спирали“? — думал Миллер. — Какие законы нам исполнять? Почему Земля сочла разумным шагом отказ от крупнейшего порта Пояса? И кто теперь будет вести за нас мирные переговоры?»

Мусс, встретив взгляд Миллера, улыбнулась.

— Похоже, мы в жопе, — сказал Миллер.

— Следовало ожидать, — согласилась Мусс. — Я пошла. Надо кое-куда заглянуть.

— К

ядру?

Мусс не ответила, но ответа и не требовалось. На Церере не было закона. Была полиция. Миллер вернулся в свою нору. Станция гудела, камень под ним вибрировал, передавая толчки бессчетных причаливающих кораблей, дрожь реакторов, труб, утилизаторов и пневматики. Камень был живым, хотя мелкие приметы его жизни ускользали от внимания. Шесть миллионов человек жили здесь, дышали этим воздухом. Меньше, чем в среднем городе Земли. Миллер задумался, не спишут ли их в расход.

Неужели все зашло так далеко, что внутренние планеты готовы отказаться от больших станций? Похоже на то, коль скоро Земля бросает Цереру. АВП придется занять место Земли, хотят они того или не хотят. Слишком велик вакуум власти. Тогда Марс объявит, что станция захвачена АВП. Тогда… Что тогда? Высадятся и установят здесь законы Марса? Хорошо, если так. Превратят в пыль атомными зарядами? В это ему верить не хотелось. Слишком дорого обойдется. Одни портовые пошлины способны поддерживать экономику малой нации. И Шаддид с Доузом — как ни противно признать — были правы. Контракт Цереры с Землей — их главная надежда выторговать мир.

Кто же на Земле не хочет мира? Кто-то достаточно могущественный, чтобы подтолкнуть к действию бюрократический айсберг ООН.

— Чего я ищу, Джули? — спросил он у пустоты. — Что такого ты там увидела, за что Марс и Пояс готовы убить друг друга?

Станция гудела про себя, ее ровный шум был слишком тих, чтобы расслышать в нем голоса.

Наутро Мусс не вышла на работу, но в ее системе висело сообщение, предупреждавшее, что она задержится. «Занимаюсь уборкой», — объясняла она.

На вид ничего не изменилось. Те же люди на тех же местах делали ту же работу. Нет, не так. Все были возбуждены. Люди улыбались, смеялись, дурачились. Под кисейной маской обыденности пряталась безумная, жестокая паника. Маска не могла продержаться долго.

Только копы отделяли Цереру от анархии. Они представляли закон, и между жизнью и безумцем, готовым открыть все шлюзы или отравить систему воздуховодов, стояли каких-нибудь тридцать тысяч человек. Таких, как он. Возможно, ему следовало ликовать, подобно остальным, ощущая свою необходимость. Но Миллер чувствовал только усталость.

Шаддид решительно подошла к нему и постучала по плечу. Вздохнув, он встал и проследовал за ней. В кабинете опять сидел Доуз, измученный и невыспавшийся. Миллер кивнул ему. Шаддид скрестила руки, ее взгляд был более мягким и не столь обвиняющим, как обычно.

— Мне трудно это сказать, — начала она. — Нас ждут времена, каких мы еще не знали. Мне нужна команда, которой я могла бы доверить жизнь в чрезвычайных обстоятельствах. Вы меня понимаете?

— Угу, — кивнул он, —

понял. Я брошу пить, подтянусь.

— Миллер. В душе вы неплохой человек. Когда-то вы были очень неплохим копом. Но я вам не доверяю, а начинать сначала нет времени, — с удивительной мягкостью проговорила Шаддид. — Вы уволены.

Глава 19

Холден

Фред стоял один, протянув им навстречу ладони, с теплой открытой улыбкой на лице. За ним не было охраны с наведенными винтовками. Холден пожал Фреду руку и вдруг рассмеялся. Фред недоуменно улыбнулся, но руку не высвободил, ожидая, что Холден объяснит шутку.

— Простите, но вы просто не представляете, как это приятно, — выговорил тот наконец. — Это буквально первый раз за месяц с лишним, когда я выхожу с корабля и он не взрывается у меня за спиной.

Теперь Фред засмеялся вместе с ним — хорошим смехом, зарождавшимся где-то в животе.

Через минуту он сказал:

— Здесь вы в полной безопасности. Это самая надежная станция на внешних планетах.

— Потому что вы — АВП? — спросил Холден.

Фред покачал головой.

— Нет. Мы вкладываем в предвыборные кампании политиков Земли и Марса столько, что перед нами бледнеет сам Хилтон, — сказал он. — Если нас кто-нибудь взорвет, половина Ассамблеи ООН и весь Марсианский Конгресс взвоют, требуя крови. Такова политика. Враги часто оказываются союзниками. И наоборот.

Фред жестом пригласил их к выходу и повел к лифту. Переезд оказался коротким, но на полпути появилась сила тяжести, и Холдена качнуло.

Фред смутился:

— Простите, надо было вас предупредить. В центральном шаре у нас невесомость. Переход к вращающимся кольцам может по первому разу вызвать головокружение.

— Все в порядке, — сказал Холден. Мелькнувшая на лице Наоми улыбка могла ему просто померещиться.

Очень скоро двери лифта открылись в широкий, устеленный ковром коридор с бледно-зелеными стенами. В нем стоял бодрящий запах очищенного воздуха и свежего коврового клея. Холден не удивился бы, узнав, что дыхательную смесь здесь ароматизируют запахом «новой станции». Дверь в коридор имитировала дерево, которое отличалось от настоящего только тем, что на настоящее ни у кого не хватило бы денег. Холден не сомневался, что из всей команды он один рос в доме с настоящей деревянной мебелью и дверями. Амос вырос в Балтиморе, там больше века не видели живых деревьев.

Холден стянул шлем и повернулся к команде, чтобы предложить последовать его примеру, но все они уже сняли свои. Амос, оглядев коридор, присвистнул.

— Славная норка, Фред.

— Пойдемте, я вас устрою, — ответил Фред, увлекая их дальше по коридору. На ходу он рассказывал: — Станция Тихо, как вы догадываетесь, за последнее столетие претерпела много перестроек, но основа сохранилась. Она с самого начала конструировалась как жемчужина архитектуры: Мальтус Тихо был гениальный инженер. Теперь компанией руководит его внук, Бредон. Его сейчас нет на станции. Он в колодце, на Луне, ведет серьезные переговоры.