Протекторат (Призрачная реальность)
Шрифт:
— С Томасом Конноли лучше не связываться. Сейчас же гони его в шею.
Я подвинул к себе стул и сел.
— Объясни-ка подробнее, Рич. — Я никогда не называл его дядей, поскольку он был старше меня лишь на восемь лет, и я всегда относился к нему как к другу и брату. — Что ты выяснил?
— Вполне достаточно, чтобы потерять аппетит. Этот клиент не для тебя, Игорь. Я знаю, что порой ты берёшься за рискованные дела, но Конноли… — Ричард мотнул головой. — От него лучше держаться подальше, если не хочешь угодить в крупные неприятности. Томас Финли Конноли не просто богатый беглец с Аррана, он доверенный советник королевского дома в изгнании и один из лидеров
Я покачал головой:
— Ну и ну!..
— Вот именно. Здесь смердит грязной политикой, круто замешанной на международном терроризме. Нашему правительству не очень нравится, что Конноли поселился на Дамогране, но ничего поделать оно не может — как демократическая страна, мы не имеем морального права отказывать в убежище человеку, которого преследуют по политическим мотивам. Зато наши спецслужбы довольны — наконец-то у них появилась настоящая работа. За последние три года они уже изловили десяток арранских головорезов, которые охотились за Конноли.
Я почесал затылок и с сомнением произнёс:
— А с чего ты взял, что его визит ко мне имеет хоть какое-то отношение к политике? Я думаю, что как раз наоборот — не имеет никакого. Конноли не производит впечатление человека, который обращается к кардиологу, когда у него болит голова. Он, несомненно, навёл обо мне справки и знает, какими делами я занимаюсь. Похоже, у него проблемы личного порядка. Ведь и у политиков есть своя частная жизнь.
— Есть, конечно. Но она неотделима от их общественной деятельности. Независимо от того, с каким делом пришёл к тебе Конноли, ты рискуешь привлечь к себе внимание революционных властей Аррана. А эти ребята напрочь лишены чувства юмора и не шибко разборчивы в средствах. Они без сожаления расправились с семьёй Конноли — то с какой же стати, скажи мне, они станут церемониться с его адвокатом? Им убить человека, что раз плюнуть. Так что будь хорошим мальчиком, Игорёк, и прислушайся к совету своего старого дядюшки: не ввязывайся в это дело, каким бы выгодным оно ни казалось. Извинись перед Конноли и вежливо попроси его уйти. Ни в коем случае не поддавайся на его посулы… Гм. Только не подумай, что я по старой привычке снова взялся командовать тобой. Просто я беспокоюсь за тебя. И за Юльку. И за твою мать, наконец. Как я посмотрю ей в глаза, если с тобой что-нибудь случится!
Я вздохнул, мысленно попрощавшись с тугим кошельком несостоявшегося клиента.
— Всё в порядке, можешь не переживать. Ты меня убедил. Я сейчас же выставлю Конноли за дверь.
— Вот и молодец, — одобрил меня Ричард.
Мы коротко попрощались, я выключил видеофон и задумчиво уставился поверх консоли на стену. Юля выбралась из кресла и подошла ко мне.
— Хочешь, я пойду и скажу ему, что ты не возьмёшься за его дело?
Я отрицательно мотнул головой:
— Нет, доченька, я сам.
Поднявшись со стула, я ласково потрепал её белокурые волосы и вышел из комнаты.
Конноли я застал стоящим у окна. Повернувшись ко мне, он спросил:
— Надеюсь, у вас ничего не случилось?
— Случилось, — чересчур резко ответил я.
Он посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом и произнёс:
— Да, понимаю. Вы кое-что узнали обо мне и решили не ввязываться в неприятности.
— Совершенно верно, — подтвердил я. — У меня пятнадцатилетняя
— Могу вас заверить, господин адвокат, что вам не о чем беспокоиться. Я принял все меры предосторожности, и никто не узнает о моём визите. А в дальнейшем мы встречаться не будем, потому что…
— Потому что, — перебил его я, — у нас не будет никаких общих дел. Я очень благодарен вам за осторожность, а сейчас убедительно прошу вас уйти. Нам больше не о чем разговаривать.
Конноли покачал головой:
— Мой уход ничего не изменит. Вы всё равно займётесь моим делом. Собственно, вы уже занимаетесь им.
Я вопросительно уставился на него:
— Что вы имеете в виду?
— Тут вот какая ситуация, советник. У меня есть дочь Элен, ей скоро исполнится семнадцать. Девять лет назад, во время одного из покушений, погибли моя жена и оба сына, а Элен лишь каким-то чудом уцелела. Мне удалось скрыть факт её спасения, и официально она считается умершей. Все эти годы она находилась под опекой верных мне людей, пожилой супружеской четы, которых окружающие считали её дедом и бабушкой…
Я решительно подступил к нему и схватил его за отворот пиджака с явным намерением вытолкать из кабинета. Наверное, со стороны это выглядело немного комично: Конноли был на полголовы выше меня и раза в полтора шире в плечах, и хотя у меня было преимущество в молодости, я вряд ли смог бы сдвинуть его хоть на сантиметр.
— Господин Конноли! Я не собираюсь дальше…
— Её настоящее имя, — будто ни в чём не бывало продолжал он, — Элен Розалинда Конноли. Но вы должны знать её как Алёну Габрову.
Я разжал пальцы, отпустив пиджак посетителя. Моя рука соскользнула вниз и безвольно свесилась вдоль туловища.
— Алёна… Габрова… — растерянно пробормотал я.
Конноли отошёл от окна и остановился возле стола.
— Вы, конечно, можете известить суд, что отказываетесь защищать её интересы, — неторопливо проговорил он. — Но вы так не сделаете. Не в ваших привычках бросать клиента на произвол судьбы только потому, что у того обнаружились неподходящие родственники.
Чувствуя себя загнанным в ловушку, я на негнущихся ногах подошёл к двери, заблокировал её изнутри, затем вернулся к столу и тяжело опустился в своё кресло. Конноли тоже сел и устремил на меня задумчивый взгляд. В его серых с неуловимым зеленоватым оттенком глазах застыло ожидание.
— Значит, — наконец произнёс я, — это вы рекомендовали Петру Габрову отказаться от услуг Стоянова и нанять меня?
— Да. Наш первый выбор защитника нельзя назвать удачным. Господин Стоянов оказался самодовольным ничтожеством с полностью дутой репутацией. А о вас я навёл тщательные справки и уверен, что на сей раз не ошибся. В определённых кругах вас считают самым удачливым судебным адвокатом Дамограна. И, по-моему, эта репутация вполне заслуженная.
— В граждански делах, может, и да. Но не в уголовных. Я редко выступал на таких процессах.
— По моим сведениям, шестнадцать раз. И в четырнадцати случаях добивались оправдания своих подзащитных.
— Это говорит скорее о моём умении выбирать клиентов, а не об удачливости, — заметил я. — Восьмерых… нет, даже девятерых из них оправдали бы и при самой скверной защите. Но что касается вашей дочери…
Меня перебил зуммер интеркома. Как я и ожидал, дочка, обеспокоенная моей длительной задержкой с выпроваживанием Конноли, решила выяснить, в чём дело. Я нажал на кнопку ровно настолько, чтобы сказать: «Извини, Юля, я занят», — после чего совсем выключил интерком.