Против князя Владимира. Дилогия
Шрифт:
Поменялся как-то незаметно, без каких-то объяснений и официальных церемоний, его статус в Новгороде - люди признали уже своим, а не гостем, как до сих пор. Вначале по приглашению посадника, а потом уже сам приходил на вече, выступал на них и голосовал, как и другие. Вошел в число уважаемых людей города, которых собирали накануне народных собраний или на совет по разным поводам, не только по воинским вопросам. Не обошлось без ложки дегтя - невольно оказался втянут в межклановые разборки, как между племенами, так и сословиями города, как ни пытался держаться нейтрально.
Они подспудно
Не обошлось у Варяжко без сложностей из-за злопыхателей. Попадал на козни от них, сам устраивал подобное, напрягая свою смекалку не менее, чем перед трудным боем. Серьезные распри произошли у него с тысяцким Дробном и старейшиной словен Возгарем - самыми влиятельными после Росслава и Велимудра мужами города. Старался не давать им, как и другим, к тому повода - вел скромно и уважительно, как подобает младшему, не лез со своими советами и предложениями, если их не спрашивали. Но с ними не сложилось отнестись по-доброму - по-видимому, посчитали чрезмерными оказанные юному полководцу почести или сказалась черная зависть к одаренному мужу, добившемуся победы в почти безнадежном сражении.
Не сказать, что другие старейшины, как тот же Росслав, высказывали какую-то особую приязнь - их обращение можно было назвать благожелательным, не более. Иного и не следовало ожидать, прежде всего, из-за немалой разницы в возрасте - многим мужам Варяжко годился в дети, если не во внуки. Да и прежняя служба князю Ярополку не добавляла дружелюбия - память о недавних кровопролитных столкновениях с его дружиной и войском еще не сгладилась, так что косые взгляды от кого-то из новгородцев никуда не делись. Но все же до открытой враждебности не доходили, отдавали должное заслугам юного воителя, уже дважды спасшим город от сильного врага.
Первая стычка с Дробном и Возгарем произошла на совете у Росслава через два дня после битвы с варягами. Только что в городе прошли празднества победы и чествование воинов, добившихся ее. От имени старейшин всех земель глава Верховного совета поздравил приглашенных старших воинов - от тысяцкого до командиров полка и ополчения. Особо признал заслугу полка, принявшего на себя основную тяжесть боя, лестными словами отозвался о его командирах и, прежде всего, Варяжко. Лишь только старейшина закончил речь, выступил Дробн. Высказал слова признательности за высокую оценку ратного подвига, а потом не преминул упрекнуть молодого командующего в заносчивости - тот отказался прислушаться к его советам и указаниям, при том проявил невежество - послал старшего по возрасту, да и по положению командира на х…
Подобный инцидент действительно случился между Варяжко и тысяцким накануне боя. Виной тому стала неопределеннось подчинения - кто
На этом конфликт, казалось, разрешился, а теперь вновь всплыл, да еще перед лицом старейшин не только Новгорода, но и других земель. После такого обвинения присутствующие на совете мужи смотрели на Варяжко уже далеко не столь благодушно, часть даже с гневом - уважение к старшим здесь почиталось почти так же, как к своим богам. Больше всех негодовал старейшина Возгарь, выступил с целой речью о невежестве молодых и падении среди них нравов. Пришлось юноше при всех принести извинение злорадствующему Дробну, после все же привел довод, что в бою должен быть один командир, а не двое, тянущих в разные стороны. Слово его в оправдание приняли, но неприятный осадок остался - Варяжко видел осуждение в глаза суровых мужей.
В последующем то Дорн, то Возгарь, нередко сразу оба, искали любой повод придраться к словам или делам Варяжко. Иной раз замечания имели резон - в том признавался прилюдно, но чаще они представляли домыслы, извращающими смысл сказанного им до абсурда. Выступал в свою защиту с доводами, иной раз горячился и вступал в перепалку - а те того и дожидались, вновь обвиняли в непочтительности к старшим. Сам также выступал с критикой ошибок своих оппонентов, те же вместо оправдания переводили стрелку на него самого - мол, чья бы корова мычала, а твоя бы молчала.
Их распри не составляли для всех тайны, они уже становились посмешищем, причем чаще он, чем недруги. Когда людям приходилось выбирать между ними, то отдавали предпочтение давно известным мужам, чем залетному молодцу, появившемуся невесть когда, хотя и признавали в нем какие-то достоинства. Так не могло продолжаться вечно, однажды у Варяжко лопнуло терпение после выходки старого маразматика - так про себя он называл Возгаря, самого старшего в совете, к тому же самого склочного, и поддержавшего того, как всегда, тысяцкого, огульно обвинивших его в растрате денег. Решился на радикальный шаг - вывести обоих из игры, скомпрометировать без надежды обелиться.
Уже не первый день собирал о них информацию - все, что удавалось узнать по разным каналам. По крохам, даже слухам, а потом перепроверял доступными мерами. Как когда-то на службе у посадника, нанял доносчиков посмышленнее, готовых за плату разузнать о ком угодно, сам сводил знакомство с людьми, знавших не понаслышке о тысяцком и старейшине. Варяжко давно утвердился в мысли, что нет безгрешных людей - по крайней мере, среди тех, с кем ему пришлось общаться. Стоит покопаться поглубже, то о любом можно разузнать нечто неблаговидное, в чем невозможно самим сознаться людям.