Против князя Владимира. Дилогия

Ли Владимир

Но ничего подобного не произошло, а после сражение перешло в ближний бой, в котором успех сопутствовала северянам. Каким-то оправданием бессилия Владимира на поле битвы могло служить то, что вряд ли и другим, даже известным своей воинской славой полководцам удалось бы справиться с тем же гуляй-городом. Он и подобные полевые укрепления с успехом применялись долгие годы и века, пока не появилась совершенная дальнобойная артиллерия. Сам Варяжко сомневался, взял бы он его сам приступом, но бросать войско без предварительной подготовки не стал бы. Можно было вначале постараться разрушить укрепления камнеметами или поджечь зажигательными стрелами, а после прорвать фланговыми ударами, но при умелой обороне успех атаки не гарантировался.

Обсуждение поединка надолго не затянулось - оба участника жаждали скорей начать его. Договорились биться на мечах тут же, перед вставшими в общем строю прежними врагами, до смерти или невозможности вести бой. Дали зарок именем Перуна проигравшей стороне исполнить свое обязательство перед победителем, а потом, больше не медля, встали в круг и обнажили мечи. Для Варяжко намерение противника тайны не составляло - о нем можно было не гадать, видя оскал на лице того, как у злобного пса. Сам же не собирался убивать Владимира, да и наносить ему тяжкие раны, тем самым усложнял себе задачу выиграть схватку - биться предстояло с осторожностью, тогда как соперник такими заботами себя не сдерживал, напротив, так и норовил лишить его жизни.

О том стало ясно с первых ударов и наскоков князя - начал бой, взяв на себя инициативу. Бил умело, без широкого размаха, но с поразительной для не столь могучего тела силой. Щитом также владел преотмено, закрывая им уязвимые участки. В скорости же уступал, так что Варяжко успевал подставить щит или уклониться от летящего в голову и грудь длинного меча, вершков на десять больше его. Обманными движениями тот почти не пользовался - или они не входили в его технику, или усыплял бдительность Варяжко. Сам он не атаковал, отбивал удары, только время от времени имитировал свои выпады, охолаживая противника, когда тот лез уж чересчур нагло. Время шло, Владимир уже стал выдыхаться - удары потеряли начальную силу, да и наступал не так рьяно, чаще стал проваливаться после промахов.

Когда же князь после очередного промаха с ударом в голову качнулся вперед, потеряв на мгновение равновесие, Варяжко скользящим шагом ушел от него в сторону, а потом ударил плашмя по шлему, добавляя скорости одновременным разворотом корпуса. Удар получился неуловимым даже взглядом - вроде только что князь пошел в атаку и вдруг упал, не подавая признаков жизни. Все вокруг, смотревшие до этого момента на зрелище боя молча, затаив дыхание, только глазами следили за поединщиками, сейчас замерли от неожиданности, не осознав еще - что же произошло? Лишь только через добрую минуту, когда Владимир зашевелился, приходя в себя, вои отошли от оторопи, среди северян раздался рев победы: У-Ра!

Так закончилось сражение на Ловати, внесшее в судьбу Новгорода и Северной земли важные перемены. На Руси же настали нелегкие времена - разгром собранного князем войска и полон многих тысяч ратных мужей с верных до сего земель, - ослабили узы, сдерживавшие прежде племена и земли воедино, среди них пошел разброд. Кто-то последовал примеру мятежных земель, отказавшись от власти Киева, другие в сомнениях ожидали - что же несет им будущее? Пришла напасть из-вне - прознав о слабости Руси, налетели, как стервятники, иноземные вороги: на западе - поляки, на севере - ятваги и ливы, на востоке - булгары, на юге - печенеги. Каждый старался захватить все, что мог безнаказанно - людей, земли, добро. Народ стонал и просил защиты, а помощи все не было - некому стало оборонить от беды.

Книга вторая. Рождение Новгородской республики

Пролог

– Зачем ты, Варяжко, пошел на такое - предлагать Владимиру божий суд? Ведь и без того, по твоим же словам, сеча складывалось в вашу пользу. А если бы князь сразил тебя? Подставлял напрасно свою голову, да и врага бы отпустил поживу-поздорову! В чем же разумный довод в такой беспечности - иначе и назвать не могу?!

Глава

старейшин смотрел осуждающе, хотя в тоне, с каким он произнес по сути справедливые слова, особой суровости не чувствовалось. Он как бы пытался понять подоплеку на первый взгляд безрассудного поступка. Победителю прощается многое - похоже, это правило сработало и сейчас. Росслав, Велимудр и другие важные мужи города, собравшиеся на совет в храме детинца, выслушали рассказ о битве в большинстве благодушно, со всем вниманием и не перебивая. Они уже знали о победе - весть о ней Варяжко отправил гонцом сразу после того, как противник сложил оружие. Теперь же, разузнав подробности сражения, не столь строго отнеслись к допущенным юным полководцем оплошностям, в очередной раз выигравшим важное сражение.

Похвалили вначале, но как-то сдержанно - по-видимому, ратные заслуги молодого тысяцкого восприняли, как должное, как будто иначе и не могло быть. А уж после Росслав высказал свое порицание, больше для острастки, как бы уча юного мужа своей мудрости.

Веско, не торопясь с ответом, но и не затягивая излишне, произнес:

– Отрицать опасность поединка и риск поражения не могу. Но пошел на него, чтобы сберечь жизни как нашим воинам, так и княжеского войска - думаю, они нам пригодятся уже в скором будущем. К тому же чутье мое подсказывало - дело обернется к лучшему, беды не будет. А я ему доверяю - не раз выручало, без подвоха.

Объяснение Варяжко в какой-то мере прояснило старшим мужам мотивы принятого им на поле брани решения, но вызвало у них новые вопросы, которые Росслав не замедлил задать:

– И что ты надумал делать с князем, его дружиной, всем войском? Угораздило же тебе столько народа в полон взять, теперь ломай голову - куда их девать?!

В словах главы города, а теперь и всей Северной земли, звучала не укоризна, а больше озабоченность нежданно возникшими сложностями. Похоже, он действительно не знал или сомневался - как поступить с почти пятитысячным воинством, взятым в плен. То ведь не смирные смерды, которых можно без хлопот и с выгодой продать в холопы, а бывшие вои - того и гляди, как бы не набедокурили. Прежде их отправляли на юг - в Византию или к арабам, продавать в рабство, как раз по тем землям, откуда пленные родом. Так что могли отбить по пути или те сами постарались бы сбежать в родных краях. Держать же на своих землях под надзором беспокойный народ стоило себе дороже.

Почти сразу, не дожидаясь ответа, Росслав продолжил:

– Особенно с князем нужно крепко подумать. Отпустить - так потом нам покоя от него не будет. Затаит злобу, а при оказии - как наберется сил, пойдет вновь войной или учинит измор похлеще нынешнего. Жизни лишить или держать в неволе тоже не разумно - смутой на землях русских обернется, а нам то не нужно. Да и вороги иноземные могут навалиться, коль лишимся единой силы и не сможем им дать отпор. Звать взамен прежнего князя - Ярополка, не лучше. Он вряд ли спустит нам прежнее унижение, а с Русью наверняка не справится, если в ней пойдет наперекосяк.

В приемном покое Росслава застыло молчание, когда он закончил речь. Каждый из присутствующих здесь мужей знал о высказанных им тревогах не хуже, теперь же пришла пора решать с ними. Прервал раздумья Велимудр, обратившись с вопросом к самому юному из них:

– Что можешь сказать, Варяжко? Ты учинил, с тебя и спрос - как поступить с полоном и князем?

С ответом тот не задержался - о том он думал немало, сейчас высказал свои мысли:

– Отправлять пленных воев никуда не надо, оставим здесь. Составим с ними уговор на срок три года: они честно отработают, а кто-то отслужит - о том оговорю особо, после получат волю. Захотят - вернутся на родную сторону, а могут остаться у нас, как равные всем. Владимира придется отпустить - безвластие обойдется всем худо. Сейчас и еще не один год ему будет не до нас, а к тому времени, полагаю, мы наберем намного большую силу, так что окажемся не по зубам, вздумай он пойти против нас.