Против «мессеров» и «сейбров»
Шрифт:
Не прошло и нескольких дней, как нас вызвал командир нашей учебной эскадрильи и объявил, что получено распоряжение отправить нас в 1-ю воздушную армию Западного фронта. Вечером мы уже сидели в вагоне поезда, уносившего нас в Москву. На другой день, уже под вечер, мы вышли из вагона и, сев в трамвай, поехали на Киевский вокзал. Мне показалось, что город малолюден и большинство спешивших прохожих – это или военные, или женщины.
На вокзале мы узнали, что поезд в сторону Малоярославца идет утром. Ребята решили ночевать на вокзале, а я хотел проведать своих родственников, живших у Устьинского моста, и переночевать там. Но доехать до них мне так и не пришлось. Первый же патруль забрал меня, и ночь я провел вместе с какими-то бродягами в комендатуре. На мое счастье,
Выйдя на какой-то станции возле Малоярославца и расспросив у ее коменданта дорогу, мы дошли до штаба 1-й воздушной армии, там уже было несколько прибывших летчиков. На другой день всех нас собрал командующий. Сначала он разговаривал с летчиками, носившими в петлицах кубики. Как оказалось, они были с Р-5 (разведчиков-бипланов). Как я помню, особого восторга он не высказал, сказав что-то вроде: «Что с вами делать? В армии таких самолетов уже нет» и приказав отправить их на переучивание. Нас, сержантов, он принял более радушно, сказав: «Наконец-то прислали летчиков на новые самолеты». Мы получили назначение в 523-й иап 303-й иад. Этот полк стоял на аэродроме Рысня в 15 километрах от железнодорожного узла Сухиничи. Фронт проходил южнее, километрах в тридцати.
Мы приехали в Рысню днем и сразу увидели, как несколько «яков» и один «ЛаГГ» сражаются над аэродромом со звеном Me-109. Бой длился минут десять: «мессера» атаковывали наши самолеты сверху, «яки» оборонялись. Слышались пулеметные очереди. Затем бой окончился: «мессершмитты» улетели, а все наши самолеты сели на аэродром.
Мы доложили командованию о своем прибытии, и с нами стали знакомиться. Полком командовал майор Анатолий Голубов. В весенних боях в районе Вязьмы полк понес большие потери, и сейчас в нем осталось 8 летчиков и несколько самолетов ЛаГГ-3, из которых лишь один был исправен. Понятно, что наш приезд никаким образом не способствовал укреплению полка, скорее наоборот. Нас ведь надо было вводить в строй, то есть давать вывозные тренировочные полеты, а сил для этого не было. Правда, в полку имелся еще связной самолет По-2, поэтому наши полеты на фронте начались на нем.
Нас поселили в деревне. Дома в ней стояли пустые – линия фронта проходила в 30 километрах, и жители были эвакуированы. Техники жили на аэродроме. Утром с рассветом мы вставали и после зарядки шли на завтрак. Некоторые летчики старались пропустить зарядку и приходили уже на завтрак, но мне она была в удовольствие. После завтрака мы шли на занятия, которые продолжались до обеда. Мы изучали силуэты немецких самолетов, их тактико-технические характеристики, тактику боя с немецкими бомбардировщиками. Обязательным было и тщательное изучение района полетов. Раза два в неделю выступал комиссар полка, рассказывал о положении на фронтах, о внешней политике. Нас старались все время занять, чтобы мы не бездельничали. Всю осень мы осваивали полеты по приборам на связном биплане, а на ЛаГГ-3 летали старые летчики полка. Иногда в свободное от боевых заданий время давали тренироваться и нам. За 4 месяца мне удалось сделать 20 полетов по кругу и два полета в зону, а потом я сделал еще и два полета парой.
Один из таких вылетов едва не окончился для меня трагически. Через несколько минут после взлета мотор стал работать с перебоями, и я сразу отстал от ведущего. Я хотел было продолжать полет, но в этот момент заметил, что из выхлопных патрубков повалил густой дым, это заставило меня повернуть домой. Подлетая к аэродрому, я построил обычный круг, на третьем развороте выпустил шасси, но вдруг почувствовал гнетущую тишину – мотор заглох. Видя, что я могу не дотянуть до аэродрома, я сразу с третьего разворота развернулся, направив нос на посадочное «Т». Увидев, что попадаю на аэродром, я выпустил посадочные щитки и, приземлившись почти у «Т», нормально закончил пробег. Срулить
После осмотра оказалось, что в моторе лопнули два цилиндра, из-за этого масло выбрасывалось и горело в глушителях. Когда оно кончилось, мотор заклинило. Мне просто дико повезло: перед аэродромом был овраг, и отрежь мотор на десяток секунд раньше, это не сулило мне ничего хорошего. Повезло мне, видимо, еще и с тем, что радио у нас работало так плохо, что мы им почти не пользовались, и я не слышал подаваемой мне команды прыгать.
Особенностью того периода было то, что радио только начинало внедряться в управление самолетами. Радиостанции были коротковолновые, и приемники необходимо было постоянно подстраивать. Но все же это было шагом вперед, так как ранее на самолетах И-16 никаких радиостанций не было: самолетами управляли подаваемыми с земли знаками. Выложат из двух полотнищ «Т» – значит, посадка разрешена; выложат «крест» – значит, запрещена.
Ведущие групп управляли своими летчиками «подачей эволюции». Покачает командир крыльями – значит, «внимание», сделает резкий наклон крылом – значит, «начинаем разворот». После установки передатчиков на самолетах командиров звеньев и эскадрилий, приемников у летчиков и после получения навыков в использовании самолетных радиостанций положение несколько улучшилось, и какое-то управление стало все же получаться.
Летчики в полку были замечательные. Это был уже второй состав. Полк был создан в 1940 году, и большинство летчиков, вступивших в войну под Тихвином в 1941 году, погибли. Из числа «стариков», кроме Голубова – командира полка, были Симонов, Харченко, Ивахненко, Еличев, Лутков и еще двое других. Степан Харченко командовал первой эскадрильей, Еличев – второй. Полки из-за нехватки самолетов и летного состава были тогда двухэскадрильного состава. Это, конечно, снижало боевые возможности, но облегчало управление. Третьи эскадрильи в полках ввели после того, как началось массовое поступление самолетов и летчиков на фронт.
Командир полка Анатолий Емельянович Голубов был высоким статным человеком могучего телосложения. Раньше он был шахтером, а затем окончил аэроклуб и летную школу, после которой и прибыл в полк. Голубов начал воевать с первых дней и благодаря прекрасной летной подготовке и своему умению находить верные решения стал командиром полка. Он очень бережно относился к нам, молодым летчикам. Хотя мы не имели ни опыта, ни знаний, мы все безудержно рвались в бой, и командир полка всячески оберегал нас, готовя и вводя нас в бой постепенно.
Я попал во вторую эскадрилью. Ее командир Еличев был чрезвычайно хладнокровным летчиком: я не помню случая, когда бы он повысил голос. Зато мой ведущий, командир звена Дмитрий Савинов был более эмоционален и ругал меня за малейшую ошибку, вместо того чтобы просто объяснить, как ее исправить. У него было красноватое после недавнего ожога лицо, когда он на горящем самолете продолжал вести бой и сбил немецкий «мессершмитт». К моменту моего прихода в полк он сбил уже несколько самолетов и был награжден орденом Красной Звезды.
Мне запомнилась встреча наступающего Нового, 1942 года. В небольшом зале летной столовой сидят летчики, техники, офицеры авиаполка и обслуживающего батальона. На импровизированную сцену выходит молодой парень с аккордеоном. Он представляется:
– Композитор Марк Фрадкин. Я для вас впервые исполню новый вальс. Он называется «Офицерский вальс».
Первые звуки аккордеона подхватывают и уносят меня и других, сидящих в зале:
Ночь коротка, спят облака,И лежит у меня на ладониНезнакомая ваша рука...