Против Сентября
Шрифт:
Хватаюсь за…
…за что-то…
Да.
Есть.
Не сразу понимаю, что сжимаю в руке вожделенную книгу, – любой другой зашвырнул её подальше, виновницу всех бед, но только не я, не я, – держу в руках, наконец-то заставляю себя расслабиться, покачиваться на волнах.
Раскрываю.
Уже что-то подсказывает мне, что я не выберусь из пучины бесконечного тумана, листаю страницы, хватаюсь за последние воспоминания о Родуэлле, о Таймбурге, о самом себе…
…основным прототипом Таймбурга из романов Родуэлла стал город
Еще толком не понимаю, что именно я прочитал…
…туман смыкается над головой с легким всплеском….
Еще не на шпиле
Люди говорят, его видели на площади, там, где он прыгнул со шпиля двести лет назад. Вроде что-то искал. А может быть, нет.
Люди говорят, он пришел.
Другие возмущаются, крыльями хлопают, да что вы, да быть такого не может, выдумали тоже – он, какой он, откуда он, да быть не может никакого его.
А вот может.
А вот кто-то видел.
Не далее как сегодня, он в кафе какое-то заходил, да врете вы все, ни в какое ни в кафе, да врете вы все, и не заходил, и не он, и вообще вы все врете…
Шумит городок, волнуется.
Ну, еще бы.
Он пришел.
Ну, не пришел, – появился, или как он там делает.
В кафе заходил.
Ах да, не в кафе.
И да, не заходил.
И да, не он.
Собрали срочное заседание Парламента, долго решали, так ничего и не решили, а что тут вообще можно было решить. Кто-то даже предложил убить его, на кого-то зашикали, хотя сами в глубине души подумали – убить.
Погнали людей, выследить, как он ходит, какими улицами, какими тротуарами, ну не телепортируется же он в самом-то деле. Оказалось, и правда, телепортируется, сегодня он на сквере Времени, а завтра он на сквере Безвременья, а послезавтра еще где.
Посылали к нему людей, якобы, случайных прохожих, – женщину с ребенком, старушку, стайку девочек-подростков, пару молодых парней. Ждали, может, заговорит с кем-нибудь, что-нибудь спросит. Девчонкам выдали новенькие айфоны, парням подарили очки дополненной реальности, малышу еще что-то навороченное, фантастическое…
В спешном порядке выстроили на площади что-то невероятное, фантасмагорическое – как в одном из его романов. Даже пустили по городу парочку летающих автомобилей – в тех местах, где он ходил, а в кафе пустили роботов-официантов.
Ждали чего-то, сами не знали, чего.
Пытались подловить его, взять интервью. Рассказывали ему что-то про космические технологии и полеты к Марсу.
Снова устроили
Снова что-то решали, снова ничего не решили.
Совсем.
Кто-то снова сказал – надо бы его убить. На кого-то снова зашикали, про себя снова подумали – надо бы…
– А можно узнать, сколько вариантов будущего вы посетили?
– Хотел бы я сам это знать…
– Ну, хотя бы примерно?
– И даже примерно не скажу…
– Тысячи?
– Миллионы. Миллиарды.
– Да вы что?
– Да, где-то так.
– Ничего себе… и ни один мир не подошел?
– Я вам более того скажу, ни в одном мире уже не помнят, что я писал.
– Значит, у нашего мира есть ша… э-э-э… наш мир вам понравится.
– Ну… я еще не понял до конца…
Он мотался по свету, по аэропортам, по столицам, его везде пропускали – без документов, без виз, потому что в книгах так было, чтобы без документов, без виз, – к нему пристраивались случайные люди, которых тоже приходилось пропускать, чтобы он ничего не заподозрил, что где-то еще остались визы и паспорта.
Уже был скандал, когда его не пустили в какую-то страну, уже все как один направили ноты протеста этой стране, Макадамии там какой-то или как её. Страна оправдывалась, а мы что можем сделать, у нас же война, еще не хватало, чтобы он войну увидел…
Его книги допечатывали миллионными тиражами, продавали за баснословные суммы, расхватывали с прилавков. Кто-то поговаривал, что он стал самым богатым человеком в мире, но это было неправдой – вряд ли до него дошла хотя бы малая толика тех денег. Толпы туристов собирались на площади, где он когда-то прыгнул с высокого шпиля, где камни мостовой еще хранили его кровь. Пришлось даже записывать туристов в очередь, которая растянулась на месяцы. Пару раз там появлялся и он сам – конечно, безо всякой очереди, просто ходил по площади, смотрел на шпиль.
Это был дурной знак.
Ходил по площади, смотрел на шпиль.
Собрали заседание Парламента. Уже просто там, сами не знали, зачем. Кто-то предлагал связать его и посадить под замок, чтобы не прыгнул со шпиля – но тут же возразили, что ему необязательно прыгать со шпиля, он может сделать с собой что-то еще… или вообще ничего не делать, просто… разочароваться.
Еще надеялись устроить что-то вроде заповедника, с летающими машинами, с городом-садом, с космодро… стоп-стоп, какие еще космодромы в черте города, а ведь у него в книжках, черт возьми, были такие космодромы, и даже корабли на крышах домов, и можно было в стеклянном лифте подняться на крышу и полететь на Луну…
…вот да.
На Луну.
Надо пригласить его куда-нибудь, на Луну хотя бы, да что вы брешете, у него же сердце слабое.
А утром в воскресенье видели, как он стоит на чердачном окне шпиля, смотрит в пустоту площади.
Мы поняли, что он узнал правду.
Мы поняли, что не смогли обмануть его, выдать наш мир за что-то другое.
Я видел, как он стоял на краю окна. Я понимал, что должен сказать ему что-то, остановить – но у меня не было слов.
Что-то подсказывало мне – все кончено.