Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки

Коваленко Владимир Эдуардович

– Так что, Евгений Алексеевич, кого на досмотр пошлете? Из механических кого?

Молодой капитан – леди с «Винчестера» одобрили бы блондина в черном сюртуке, да сквозь щель рубки немного разглядишь, даже в бинокль – одну руку заложил за пояс, другую вскинул в жесте нарочитого удивления.

– А вы, Дмитрий Иванович, разве по-английски разучились уже?

– Так у меня язык-то того-с. Портовый. Капитанам трампов – куда как сойдет, а тут… Боюсь, обходительности не хватит.

Алексеев ощутил мгновенное колебание. Выбор… Нет. Решил себя приспосабливать, а не переделывать, – стоит приспособить и остальных. Таких,

какие они есть. Опять же, никак нельзя выказать недоверие офицерам из унтеров. После боя за остров Морриса на корабле установилось взаимное уважение без счетов, кто благородие – но с нижних палуб, а кто сверху, но лямку от рядовых тянет… А еще заслать к просвещенным именно этого мокрого прапора – хочется, хоть лопни! Просто ради того, чтоб они послушали смесь каролинской тянучки с солидным поморским оканьем…

– Трамп, пассажирский – какая разница? Или вам сегодня нездоровится? Тогда, конечно, ступайте к доктору. А партию и Гришин сводит.

То есть – еще один бывший унтер с солдатским Георгием. Расклад обозначен, и следует ожидаемое:

– Никак нет, я здоров. Теперь же веду партию…

И вот шлюпка уходит… Стоит взяться за трубу – поглядеть на лица англичан. Вот партия поднялась на борт. Встречают… Партия разделилась: часть лезет внутрь корабля, начальник отправился проверять судовые бумаги. Жаль, стены капитанской каюты никакая линза не возьмет!

Но вот – матросы поднялись снизу. Появился и мокрый прапор, за ним капитан-британец – ох и злой! Говорит зло. Десант берет ружья на изготовку. Что-то не заладилось? Ладно, мы своих не бросаем, если что, разберемся на борту. А пока – грубить, так грубить – под носом непослушного корабля чертит полоску фонтанчиков «кофемолка».

Между тем мокрому прапору приходилось несладко. Нужно было решать… причем поперек начальства. Вот она, запись в судовом журнале:

«Отпущен под выкуп в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, подлежащих выплате после войны, о чем составлен надлежащий протокол…» А вот и сам протокол. Капитан подсовывает бумаженцию так, чтобы в глаза бросалась подпись капитана первого ранга Бутакова. И ведь не знает, зараза, что на «Невском» сжимает и разжимает кулаки всего лишь мичман.

Но, помимо этой записи, есть и иная – в грузовой декларации. Которая гласит, что основной частью груза парохода «Сити оф Балтимор» являются предметы снабжения гарнизонов британской Вест-Индии. Продовольствие, амуниция, обмундирование, всякая всячина, потребная в гарнизонном быту. И, в дополнение к военному грузу, – больше ста пассажиров. Их, как и команду, по морскому закону нужно или брать себе на борт, или отпускать вместе с кораблем. Почему командир «Осляби» предпочел вариант с выкупом, обычно применяемый к судам, пусть и неприятельским, но несущим только пассажиров или нейтральный, ничем не вредный воюющей стороне груз, – ясно. Почему военный груз поместили на грузопассажирский корабль, на котором немало женщин и детей, – нет.

Мокрый прапор вздохнул. Раз решение принимать ему, так все будет строго по уставу. Ну или по трактату – какая, собственно, разница? А капитаны пусть потом сами разбираются – кто больше прав.

– Дрянь у вас машина, – сообщил англичанину Дмитрий Иванович. – На приз не годитесь. Потому – сажайте пассажиров и экипаж в шлюпки, свозите на борт… крейсера. Ясно?

Даже на чужом языке не вышло назвать корабль

фрегатом. Фрегат – это паруса, наполненные ветром или свисающие, и пушки в две палубы, и линьки с плетками, не без них. Теперешний «Невский» – дым, стелющийся по крыше каземата, бурун, чуть-чуть не захлестывающий низкий нос на экономическом ходу, и плещущий чуть не до каземата – на полном. Ну и, после царского-то указа, – человеческое обхождение с матросом. Порка – только по суду, мордобой отменен… Ну, кое-кто решил, что под это дело можно и загулять. А что молодой командир грозится судом – так молодой, добрый! По мордам никого ни разу не обидел! Не Степан Степаныч Лесовский, царствие ему небесное, тот был суров…

И ведь почти дал слабину Евгений Иванович. Но – почти. Подергал пальцами, покатал желваки. И озвученный трибуналом приговор – утвердил. Алексеев в деда пошел; Николай Незабвенный, по декабрьским событиям, правление с виселицы начал. А внуку, значит, пришлось с расстрельной команды. Одна душа, только и виновная, что перепила сверх меры и на корабль вернулась не к вечеру, а с утра, на небо отправилась [4] . Как говорят союзники-конфедераты, дерево свободы следует поливать кровью тиранов и патриотов. Стоит добавить – и дураков, которые считают, что вежливое обращение означает конец дисциплины.

4

В нашей истории живому С.С. Лесовскому хватило угрозы – и обошлось не висельником, а дезертиром.

Так что – всяк делай, что должно. А повиниться за цыганский табор на палубе можно и тогда, когда однотрубный пароход с белоснежной надстройкой получит несколько залпов болванками и нехотя зароется в воду. И даже не в рубке – в капитанской каюте. С глазу на глаз.

Извиняться, оказывается, не за что – Евгений Иванович доволен. Даже не щурится. Наоборот, раскрылся весь, сияет. На столе – ворох трофейных газет. Поднялся навстречу:

– Штатских разместили? Ну и отлично!

Когда услышал осторожные намеки про Бутакова-второго, мол, не вышло б ссоры, ну махать обеими руками:

– Иван Иванович по-другому поступил? А что такого? У нас корабли разные, и решения тоже. Он может крейсировать месяцами – паруса же! Потому ему лишние рты – сокращение рейда, дурная забота. Он прав! А мы идем бункероваться, и как раз в нейтральный порт. Ну, три дня потерпим тесноту. Главное, чтобы мятеж не подняли, ничего не отвинтили…

А вот это забота старшего помощника! Который заодно вынужден беспокоиться и о том, чтобы новости из взятых на призе газет не просто дошли до команды, но сделали это правильным образом.

Адаму Филипповичу Мецишевскому, и верно, начинает казаться, что на борту нужен отдельный помощник по политической части. Чтобы разъяснял происходящее. Иначе моряки поймут все сами, и не обязательно так, как требует государственный интерес.

Хорошо хоть корабельный священник помогает. Вот кто-то пожалел «баб с детишками».

– А британцы в Крымскую, на севере, кого жалели? Деревни жгли, монастыри из пушек расстреливали. Вовсе не волновались тем, что русских баб с детишками на мороз гонят, в лапы зверей лютых, волков да росомах. Так что мы еще добрые… Вот взяли бы око за око!